Иншаков, запаленный, с шалыми глазами, тоже крикнул:
— Двое, кто владеет, — марш к пулемету.
Отстало трое, потом один вернулся. Перед первыми домами Румянцевской Иншаков повернулся:
— Разомкнись в цепь и перебежками — марш!
Они разбежались в цепь и выскочили на улицу. Внизу у оврага выстрелы усилились, и вот уже показались первые бегущие люди. Потом сразу вывалила толпа. По кожухам, папахам, малахаям угадывались бандиты. Навстречу им садов застучали выстрелы.
— За мировую революцию! — поворачиваясь к своему крохотному отряду, крикнул Иншаков. — Вперед!
И они побежали, выставив перед собой винтовки, навстречу орущей и стреляющей толпе.
С холма, где расположились трое бандитов, охраняющих Князева и Клешкова, только по вспышкам выстрелов да по удалению или приближению стрельбы можно было разобрать, что происходит в городе. Сначала дела у нападающих шли успешно, и стрельба удалилась в центр. Потом в центре штурм увяз в садах и около исполкома. И хотя время шло, ничего решительно го не случилось. Затем нервничавший Клешков заметил, что толпа всадников — конный резерв Хрена — вдруг снялась с места и исчезла в овраге.
Мужичьи мажары тоже с дребезжаньем двинулись к оврагу и скоро заняли место конницы у самого спуска.
Князев приплясывал от возбуждения.
— Нас-то, нас-то, Сань, того и гляди в расход, а? — спрашивал он непрерывно. — Ах, Яковлев, чтоб тебя громом расшибло! Где же вы, ваше благородие, господин ротмистр! Мы за вас тут страдаем, а вы нас разбойникам с головой выдали…
Рядом покуривали конвоиры. Прискакал Охрим, послал кого-то к мужикам требовать, чтоб помогли: у кого есть оружие, пусть займут место у оврага.
Стрельба начала приближаться. Видно было, что непрерывно дрожит огненная точка на колокольне. Клешков радовался: пока действует этот пулемет — не все потеряно. Внезапно начали стрелять где-то совсем поблизости у крайних домов окраин. У холма появились первые беглецы. Охрим погнал коня им навстречу. В призрачном лунном свете видно было, как он полосует нагайкой бегущих, возвращает их обратно. Откуда-то появился Хрен. Он тяжело дышал, привалясь к шее лошади, отдыхал. К нему подъехал Охрим.
— Конница! — глухо промычал Хрен. — Конница ихняя всю музыку спортила. Кто у нас остался, Охрим?
— Селяне, тильки воны одни, батьке.
— Согласные они подмогнуть!
— Человек с полета согласны.
— Так веди их, Охрим.
Охрим ускакал, опять началось передвижение телег. Теперь они сгрудились у холма, и возницы их все чаще наведывались на холм.
