— Ну, фраер! — услышал он остервенелый голос. — Куда камушки запрятал?
В ответ — прерывистое дыхание.
— Будешь говорить? — накаленно спросил голос, тупо прозвучал удар по живому, послышались стон и одышливый голос купца:
— Ай мы не расплатились с тобой? Что ж ты, как грабитель, ко мне врываешься?
— Не расплатились! — злобно крикнули в ответ. — Мне склад был не нужен. Я по договору его брал. Я по мизеру не играю. Для вас старался. А потом? Нагрели меня, фраера, думали Фитиля обвести? Где камушки?
— Да откуда у меня камушки? — плаксиво забормотал купец. — Сколько обысков было, сколько голодали, продал все!
— Гляди, косопузый! Даю тебе полминуты. Не вспомнишь, где камни лежат, пришьем и тебя, и твою девку, и зятя. Это я тебе гарантирую.
Вдруг в гостиной опять закричали, забегали. Гуляев принял решение. От пришельцев пощады ждать нечего. Наших надо предупредить о заговоре, о том, кто такой Яковлев и семейка Полуэктовых. Он разбежался, вышиб плечом окно — зазвенели разбитые стекла. Он сел на подоконник, высунул в сплошной мрак ноги и прыгнул.
Теперь все они обитали в садовой сторожке. К ночи постояльцы нашли тут себе занятие. Семка засел за карты с обоими парнями приказчичьего вида, дьякон захрапел, а Клешков, поглядывая на заставленные изнутри фанерой окна, все чаще начал выходить на улицу. Сначала Семка и тут не отпускал его от себя ни на шаг и покорно вставал рядом у кустов, как только Санька ступал из двери на садовую, усыпанную жухлой листвой землю. Немедленно появлялся и дьякон, и все трое сторожко, ощущая присутствие друг друга, смотрели в осенний мрак, приглядывались к огням недалекого дома, видным сквозь оголенную сумятицу черных ветвей.
Потом, не разговаривая, молча возвращались. Наконец Семке надоело выходить за Клешковым, дьякон утомился и захрапел, и Клешков почувствовал, что теперь самое время бежать.
— Шесть! — кричал один из охранников, азартно шлепая картой.
— На, семь! — шлепал своей картой Семка.
— Да ты гляди — это ж козырь!
— Ладно, сыпь козырь на козырь…
Можно было элементарно домчаться до милиции. Или до исполкома. Но на это ушло бы не меньше получаса. Семка и остальные спохватились бы. И страшнее всего — от этого прогорала суть его сообщения. Он знал теперь замысел повстанцев и городского белого подполья. И надо было сообщить об этом своим, не встревожив врага. Вот в этом и состояла задача. Он обдумывал, глядя, как игроки рубят картами по столу, как шарахается от этих ударов пламя свечи, как гудят доски.
