Впереди на дороге копошились тени. Неслышно встав, он пошел к ним, держа наготове наган. По голосу один был Семка.
— Вставай, сволота! — бормотал он, силясь кого-то поставить на ноги. — Хуже будет!
— Не стращай! — отвечал ему натужный бас. — Не стращай, бандюга! Скоро всем вам каюк!
Семка чем-то ударил человека, тот простонал и свалился на землю.
— Сем! — окликнул Клешков адъютанта. — Чего это ты?
— Колупаевские, — пробормотал, отдуваясь, Семен. — Врасплох хотели, гады!
— Так это они были? — разочарованно спросил Клешков. — Я думал, красные!
— Красные! — сказал Семен и сплюнул. — Те раньше с голоду подохнут, чем сюда вылезут! Колупаевские, сволота!
— А этот кто? — спросил Клешков, наклоняясь.
— Митькин дружок! — Семка ударил ногой в тупо ответившее на удар тело. — Ладно, и до самого доберемся.
— Упрямый этот Митька, — сказал Клешков, — против самого батьки лезет.
— Настырный! — ответил адъютант. — Пошли к штабу.
Но к ним уже спешил кто-то еле видный в свете пожара.
— Нашел! — пропыхтел запыхавшийся Князев. — А я, голуби, уж боялся, не пристукнули ли вас.
— Тебя вот как не пристукнули? — процедил сквозь зубы Семка.
— Вот, ребятушки мои, вам мешок, возьмите с собой, — приказал Князев. — В нем — хлеб. Ежели застукают, один выход — спекулянтами прикинуться. Теперь пора, я вас провожу за посты, договорю, чего не досказал, а тебе, Сема, к батьке надо. Дюже ждет тебя батько…
Перед расставаньем Князев настойчиво зашептал в ухо Клешкову:
— Запомни — три стука, потом: «От Герасима вам привет и пожеланье здоровья». Ответ: «Спаси Христос, давно весточки ждем». И чтоб этот обормот, — он чуть заметно кивнул в сторону Семки, — не слышал. Учти!
Впереди рассыпчато зацокали копыта, закричали. Князев и Клешков подняли головы, прямо к ним скакал всадник, они узнали Охрима.
— Вот ты где, старая калоша! Иди до батьки! Убежал твои брандахлыст, шо в карты резался.
Было хмурое утро с резким холодным ветром. Гуляев поднялся на крыльцо исполкома, вошел в обшарпанный коридор и первым, кого он увидел, был Яковлев. В стройном бритом военном, открывавшем дверь какого-то кабинета, его трудно было узнать — недавнего интеллигента с чеховской бородкой.
— О! — сказал, оглядываясь на шум его шагов, Яковлев. — Вот так встреча!
— Не пойму, что же было маскарадом, — шутливо, но с тайным смыслом сказал Гуляев, пожимая руку, — и в той и в другой одежде вы равно естественны!
— Потому что — естественна ситуация, — сказал Яковлев. — Вы не зайдете?
