— Я тебя тоже, мама.
Почувствовав, что разговор приобрел слишком серьезный оборот, Генри решил шуткой немного разрядить атмосферу:
— Разве ты забыла о моих склонностях и даже способностях к некоторым занятиям. Есть у меня одно увлечение, где мне нет никакого удержу. Кое-кто может назвать мою наклонность ужасной, даже ненасытной…
— Довольно, я не потерплю непристойностей в моем доме.
— Мама, — Генри деланно изумился, — я имел в виду только мой аппетит и пристрастие к еде.
Прищурившись, миссис Уэстон внимательно посмотрела на сына:
— Знаешь, что я тебе посоветую. Когда надумаешь жениться, то не тяни со свадьбой. Для того чтобы твоя будущая невеста не поняла, каким скучным и утомительным ты можешь быть. Ладно, ступай в зал и принимайся за еду.
Повернувшись спиной и уже уходя, Генри услышал, как мать со вздохом пробормотала в его адрес, что он весь в отца, и шутки у него такие же плоские и топорные. Генри закусил губу, чтобы не рассмеяться, он был очень доволен, что она не видела его улыбающееся лицо. Перемены в жизни необходимы, но как приятно сознавать, что кое-что в ней остается устойчивым и неизменным.
Любовь его родителей.
Смешные утки на его детских рисунках.
Что ни говори, он счастливый человек.
«На этом званом вечере случилось одно событие, которое иначе как чудом и не назовешь. Мисс Мерриуэзер дважды танцевала с мистером Уэстоном, который, о чем ты, наверное, прочитала в колонке светской хроники, слывет образцом элегантности. Представляешь, он ни разу не танцевал с мисс Хилл, самой завидной партией двух последних сезонов. Ах, моя дорогая Люси, все это кажется столь чудесным и невероятным — я поэтому не спешу писать о себе и моих делах, — это какое-то наваждение, я никак не могу от него очнуться…»
Из письма Элизабет Фотергилл сестре Люсинде Фотергилл.
— Мне кажется, что это не совсем благоразумное решение, — смутилась Диана, когда Генри пригласил ее во второй раз на танец. — Вам не следует приглашать меня во второй раз, когда на балу еще столько дам, с которыми вы не танцевали совсем. Это неприлично.
Генри рассмеялся. У его смеха оказался настолько теплый, бархатистый тембр, что у Дианы мурашки побежали по коже.
— Понемногу я начинаю понимать, чем вы так пленили мою мать, мисс Мерриуэзер. Ваше участие в окружающих не вызывает ничего, кроме восхищения. Однако я очень сомневаюсь, что кто-то из них ждет достойного поведения от меня.
— Пусть ваше поведение предосудительно, все равно вам все простят. Предпочитая меня другим, вы тем самым накличете на меня неприятности: три четверти дам на этом вечере станут неприязненно относиться ко мне. И никому из них нет никакого дела до того, что я нисколько вас не интересую.
