Я слушала Эмму Францевну, открыв рот. Вот уж не думала, что она мне преподнесет такую чушь. Где это видано, чтобы обворованные граждане скрывали факт ограбления и прилагали столько усилий для прикрытия преступника. Ну, допустим, Эмма Францевна — богатая женщина с причудами. Возможно, ей не жаль своих драгоценностей. (Лиза, сдается мне, не все унесла, вон какая брошь на блузке и кольца с жемчугом на пальцах). Возможно, ей обидно, что девчонка обвела ее вокруг пальца, и она всеми силами делает вид, что ничего не произошло. Но зачем Лев Бенедиктович лил крокодиловы слезы по своей усопшей сестре? Неужели ему так стыдно за ее поступок, что он отрекся от нее? И разыграл весь этот спектакль у меня на дому с единственной целью — не запятнать своего доброго имени? Так что ли? Ну, будем считать это рабочей гипотезой…
— Но не будем о грустном, — продолжила Эмма Францевна. — Надеюсь, тебе здесь понравится. Я много сил вложила в этот дом, чтобы вернуть ему первоначальный облик. Естественно, после экспроприации поместье пришло в запустение. Что могли — растащили… Дом использовали как склад, музей прикладного искусства и филиал заготовительной конторы. Из старой мебели остался только один шкаф, и то потому, что уж слишком громоздок, в дверь не проходил. Все остальное пришлось разыскивать в музейных запасниках и в антикварных магазинах… Ты уже огляделась? Довольна ли, что приехала сюда?
— Мне здесь очень нравится, — честно ответила я. — Красота неземная. Хочется нарисовать речку, яблони, луг и деревню на пригорке.
— Отличная идея. Где-то у меня были краски… Я ведь тоже когда-то неплохо рисовала… Сходи-ка ты, матушка, в малую гостиную, да посмотри в ореховом шкафу. Там — всякая всячина лежит. Скорее всего, краски там.
Я прошла в указанную дверь и очутилась в той комнате, где стоял шкаф орехового дерева.
За средней дверцей стояли свернутые в трубки географические карты, пожелтевшие от времени, и папки с гербариями. Две левых створки открывали вид на неоконченные гипсовые головы, руки и ноги, а две правые дверцы явили мне заготовки подрамников, холсты, мольберт, треногу и фотоаппарат — современник эпохи дагерротипов.
В глубине шкафа лежали коробочки с красками и альбомы. Я потянулась за ними, и все это хозяйство посыпалось на меня. Борьба с треногой и подрамниками приняла нешуточный характер. Пытаясь водрузить их на место, я дернула какой-то шнурок, который не вовремя попался мне под руку. Задняя стенка шкафа с треском распахнулась, и на меня вывалился скелет.
