— Однако ж это скучно, господа! Вы точно наложили обет молчания. Положим, Федору Федорычу лень языком шевелить, а ты что затих? — спросил Островский, обращаясь ко мне.
— Некогда было говорить. Ты не давал времени.
— Вздор! Ты, верно, размышлял о какой-нибудь жертве? Не правда ли, Федор Федорыч? Федор Федорыч молча кивнул головой.
— Я не в тебя, — отвечал я.
— Кстати! Что это значит? Ты, кажется, начал находить, что брюнетки лучше блондинок?
— Напротив! Блондинов стали находить хуже брюнетов.
— Марион, кажется, не этого мнения. Скажи, пожалуйста, где ты достал ей букет?
— Посылал к Ш* в деревню.
— А у Вареньки твой же был?
— Нет, от Имшина.
В это время человек подал нам три стакана шампанского.
— Кто прислал? — спросил Островский, протягивая руку.
— Владимир Иванович, — отвечал лакей.
— Вот легок на помине! Имшин, что с вами! Вы сегодня особенно любезны: дамам подносите букеты, а мужчинам шампанское.
— Ничего! Так! — отвечал Имшин, подходя к нашему столу. — Весело, так и пьется! А вы, Сергей Петрович? — спросил он, обращаясь ко мне.
— Благодарю вас: я не пью шампанского.
— Как же это можно?
— Как видите!
— А если б я вам предложил выпить за чье-нибудь здоровье?
— Я бы отказался: мне свое дороже всех!
— А чье бы вы здоровье предложили? — спросил Островский. — Злодей Имшин! Я знаю, сгубил он сегодня одно сердце и уничтожил кой-кого!
Имшин самодовольно улыбнулся.
— Где нам! Вот я люблю вас, князь. Вы никогда не отказываетесь. Федор Федорыч, вы за чье здоровье выпьете?
— За свое, — отвечал Федор Федорыч.
— Эгоисты! — сказал Островский. — Мы с вами не таковы, Имшин. Здоровье ее! Так, что ли? — И Островский подмигнул и усмехнулся.
— Идет! Чокнемтесь, князь! — И Володя протянул стакан.
— Постойте, господа, — сказал я. — Это слишком неопределенно. Ее! Она! Это дурной тон, это водилось пять лет назад. Нынче люди откровеннее и не прибегают к местоимениям.
Имшин вопросительно посмотрел на Островского.
— Тамарин прав, — сказал Островский. — В самом деле, я могу пить за одну ее, а вы за другую ее. Определимте как-нибудь положительнее.
— Только без собственных имен, — прибавил Федор Федорыч.
Имшин был в затруднении.
— Ну… ну… за здоровье моего букета! — сказал Имшин, и лицо его прояснилось, как будто ему удалось вынырнуть из воды.
— Вот это дело! Каково придумал, злодей Имшин! Здоровье букета!
Островский чокнулся с ним, и оба залпом выпили стаканы.
— Теперь вы можете получить его, — сказал я, обратившись к Володе. — Он мне попался под ногу в швейцарской.
