Пусть, после стольких предвещаний,
Исполнит сказанное небо
Свершит обещанное рок.
(Y tras prevenciones tantas
Cumpla el hado su homenaje
Cumpla el Cielo su palabra.)
Здесь все похоже, но все совсем по-другому. Предвещание сбывается лишь формально, ибо Сехисмундо-победитель проявляет не жестокость, а величайшую почтительность к отцу. Homenaje отнесено не к небу, а к року (язычество в известных пределах допускало обязательство того или иного бога смертному: Аполлона, Афины — Оресту), к небу же отнесено свободное слово самого неба, а не обязательство. Глагол «cumplir» из совершенного прошедшего изъявительного наклонения (preterite, т. е. перфект: «выполнило») переведен в настоящее время сослагательного наклонения (subjuntivo presente: «пусть же выполняет…»). Перед зрителем не реальность, а предположение Басилио.
Сехисмундо в ответном монологе отцу говорит о нелепости принятых Басилио мер, которых одних было достаточно, чтобы ожесточить сына. Бросаясь, в свою очередь, к ногам побежденного отца, он определяет неизбежность происходившего изречением: «Sentencia del Cielo fue».
То было приговором неба;
И как он [отец] ни хотел его
Предотвратить, он был не властен.
Но исправив крайность в отношении обязательства неба, Кальдерон отнюдь не склонен был становиться на точку зрения «предопределения» и оставался верен идее «свободы воли». Небо показало царю лишь то, что он ошибся в способе преодолеть приговор неба, «победить его»: «…el Cielo te desengana // De que has errado en el inodo // De vencerle…»
Небо показало,
Что ты ошибся, захотев
Так победить его решенье.
Подчеркнутое нами у Бальмонта «так» несколько ослабленно соответствует испанскому «в способе».
Как Кальдерон ни исправлял идею, что можно «обязать небо», получилось лишь, что не надо ошибаться в способе победить его.
Полуосознанно начатая Данте борьба с томизмом, самой «просвещенной» догматикой эпохи, привела в ближайшие века к необратимому разладу у верующего разума и веры: они сосуществовали, но не сливались и у Кальдерона — тут уж не до «черного» великоинквизиторского мифа.
В «Стойком принце» с темой подавленного томления дона Фернандо по Феникс расцветает лиризм двуфокусной драмы. Отделенные друг от друга одна любовью, другой — дружбой с Мулеем, разностью вер и положений, одна царевна, другой умирающий смердящий раб, разделенные неизмеримостью и несоизмеримостью бед, Феникс и дон Фернандо неосознанно влекутся друг к другу. Фернандо, когда в нем погасло все, кроме стойкости, произносит Феникс прощальный сонет о вянущих цветах и слышит от нее столь же грустный сонет об угасающих звездах. В собственно поэтическом плане в этот момент по существу и свершается его отречение и смерть, мгновенное угасание красоты, воссозданное в сонетах, и есть гибель Стойкого принца, разрешение действия, идущего от второго фокуса драмы.
