Но тут уже Вера усомнилась, что Крохалевские бандиты, — она так прямо и выразилась, — вряд ли станут совсем уж по-наглому попирать все существующие законы и права граждан. На что Филя «мягко усмехнулся», как ему показалось, и ответил, что будут. Причем обязательно. Женщины ведь еще не знают того, что знает он, а ему выгодно некоторое время держать их в состоянии неведения. После чего беглой информацией выдал свою версию того, как в ближайшие часы начнут развиваться события. Но убедительно попросил их обеих держать разговор в строжайшей тайне и ни словом не выдавать то, о чем он расскажет.
О своих вещах и документах он не стал вообще ничего говорить, полагая, что Турецкий знает, и этого достаточно. Однако чтобы потом дамы не конфузились, предпочел рассказать им о том, у кого остановился, где снимал койку и провел минувшую ночь. Это чтоб им не пришла в голову идея начать его выгораживать и утверждать, будто он переночевал у них, на Первомайской. И вообще, он попросил их ничему не удивляться. Спросил только, как здесь тюрьма, достаточно ли комфортна, чем немедленно привел их в ужас.
Но шутки шутками, а время тянулось медленно, но и неотвратимо…
Агеев ведь еще не ведал о том, что рассказывал ментам про его приезд Сергуня, которого полковник Крохалев прямо так вот, конкретно, и заподозрил в непосредственном пособничестве приезжему киллеру. Что и было им заявлено — твердо и безапелляционно. Сергуня готов был перекреститься и в ноги пасть высокому милицейскому начальнику, чтобы оправдаться полным своим незнанием и непониманием, но только чтоб лично его миновала чаша самому оказаться на мушке у этого опасного преступника. Сергуня, по правде-то говоря, сразу в нем усомнился, но не знал, что делать, и не нашел ничего более умного, чем отвести преступника к Фроське Морозихе. Чтоб знать, где тот остановится и, по возможности, проследить за ним. Ну, и… доложить, куда надо, если покажется…
Вместе с Сергуней к дому Ефросиньи Морозовой немедленно отправилась опергруппа во главе с самим полковником Крохалевым. Случай практически небывалый, чтоб такой большой начальник и — как простой опер! — лично ехал арестовывать уголовного бандита. Да, знать, очень важной птицей был тот московский киллер, которого брать следовало со всеми предосторожностями, ибо он вооружен и, значит, представляет крайнюю опасность при задержании. И, как Сергуня ни отказывался, к его величайшему неудовольствию, лично полковник Крохалев фактически заставил фабричного сторожа, чье безделье стало уже привычным во всей округе, сесть в машину и отправляться вместе с оперативной группой — на смертельно опасную операцию, куда же еще. У Сергуни даже сердце провалилось к самым пяткам: он решил, что полковник нарочно заставит его первым идти на преступника, вызывая встречный огонь на себя…
