Какое-то время жена Фокина молчала, видимо, переваривая предупреждение Турецкого, наконец произнесла негромко:
— Думаете, могут надавить на меня, чтобы я не разжигала страсти?
— Возможно, что и так, — вынужден был соврать Турецкий. — Но как бы там ни было, ни-ко-му, ни-че-го без моего разрешения. Звоните мне в любое время дня и ночи.
Боялся ли он за ее безопасность? Скорее всего, нет. Жена Игоря Фокина даже при ее активности не представляла для «героев» журналиста Фокина никакой опасности. Хотя, впрочем, они могли решиться и на крайние меры, что тоже не исключалось. Гораздо большую опасность для них представляло засветившееся агентство «Глория» и конкретно Ирина Турецкая, успевшая до «следователя Ткачева» покопаться в редакционных материалах Фокина.
О возможном развитии событий даже думать не хотелось. Но если человек, заказавший Игоря Фокина, довольно публичного журналиста, что не могло остаться незамеченным, решился на столь рискованный шаг, то что говорить о сотруднице какой-то там «Глории», осмелившейся сунуть свой нос туда, куда посторонним вход запрещен, и все это вместе взятое не могло не тревожить Турецкого.
Уже поздним вечером, обсудив с женой «воскрешение» следователя межрайонной прокуратуры Ткачева и переговорив по телефону с Головановым, Александр Борисович позвонил Цветкову.
— Извини, Степан, за поздний звонок, но раньше никак не мог.
— Да брось ты извиняться, — хмыкнул Цветков. — Тем более, что я страшно рад твоему звонку. Колись, что случилось. Насколько я тебя знаю, абы просто так по ночам звонить не будешь.
— Ну-у, это, конечно, ты перегнул малость, — вроде бы как «обиделся» Турецкий. — Но ежели по существу… Короче, ты что-то говорил о дополнительном заработке и работе в агентстве.
— Ну!
— Так вот. Есть одно пикантное дельце, провернуть которое мог бы только ты. Естественно, оплачиваемое.
— Ну-у, для тебя, предположим, я и бесплатно все сделаю, — пробурчал явно задетый за живое Цветков. — Но если раскошелится твоя контора…
— Она самая, — успокоил его Турецкий. — А дальше уж по обстоятельствам.
— И что за дело? — перешел на деловой тон бывший следователь прокуратуры.
— Ткачев!
— Я так и думал.
— Почему?
— Да, видать, опять засветился где-то, но уже по-крупному. Угадал?
— Считай, что угадал. И сейчас мне нужен его словесный портрет.
— Что, настолько все серьезно?
— Серьезней не бывает.
— В таком случае, записывай…
Расписав на листе бумаги более чем подробный портрет Михаила Ткачева, тридцати семи лет от роду, разведенного, и поблагодарив Цветкова, Турецкий не мог не спросить:
