— Вот так-то лучше, — тихо говорит женщина. — Внимательно, с каким-то печальным любопытством долго смотрит на меня.
— Зачем вам такой мужчина?
И она брезгливо кивнула на потерявшего сознание Виктора.
— У него только лоб разбит — и все. Он, в отличие от вас с сыном, остался бы жив. И даже не покалечился особо. Зачем рядом мужчина, который не защищает свою семью ценой собственной жизни? Оставь его. И шпагу дай сыну с первых шагов — разрабатывайте кисть — некогда мне уже…Пора.
И она исчезла.
В тот же день, как только нас отпустили из больницы — сотрудники ДПС и МЧС все никак не могли поверить, что мы с сыном не пострадали — я собрала вещи. Пренебрегла объяснениями, упреками свекрови — как же, ее мальчик под следствием — а я бегу — и ушла.
Виктор особо не расстроился:
— Любви между нами особой не было, — пожал он плечами. — По залету — это и есть по залету… Да и скучная ты. Драйва с тобой рядом никакого. Ботан.
Я смотрела на него — и не понимала себя. Чем я думала? Куда смотрела? Рядом со мной был мальчишка, который не умеет ценить жизнь — ни свою, ни чужую. Ни даже жизнь своего сына.
Отец помогал отделаться моему экс-супругу условным сроком — мне досталась квартира. В короткие сроки я защитила кандидатскую диссертацию и вышла на работу в Академию МВД — преподавать историю. А через шесть лет отвела Пашку на фехтование. Брали с девяти, но я уговорила. И через четыре года сын выиграл первенство города, потом стал третьим в своей категории на России и попал в первую десятку олимпийского резерва. И понеслось… Соревнования, тренировки, репетиторы почти по всем предметам, чтобы не отставать в школе. Спасибо родителям — и моим, и Виктора — лагеря и очень дорогую экипировку с мастер-классами они брали на себя. Объяснять такой выбор, Слава Богу, мне ни разу не пришлось — Паша так был увлечен этим видом спорта, что такого вопроса ни у кого не возникало, все были уверены — сам захотел.
Я редко приходила на соревнования. Почему-то мне это причиняло боль… Каждый раз, наблюдая за тем, как легко, грациозно, на самом деле молниеносно, но почему-то лично для меня это выглядело как в замедленной съемке, — сын делал выпад и неестественно выворачивал кисть, — я снова слышала ее голос…Видела ее руки. Золотые искорки в темно-карих глазах. На меня снова плыл замысловатый узор, отделившись от тонкой талии. Снова охватывал ужас, холодели ладони и болела голова.
А еще через двенадцать лет ко мне в дверь постучалась измученная и раненая женщина. Это была она, — та, что двенадцать лет назад спасла меня на кольцевой. Только на этот раз она была в черном брючном костюме. Волосы были стянуты в хвост, миндалевидные глаза чуть подведены. Но почему-то именно этот современный вид показался мне маскировкой. Это была она, но ощущение, что именно тогда, двенадцать лет назад я видела ее такой, какой она и должна быть не проходило. Рядом с ней стоял бледный мальчик — Пашкин ровесник. И когда странная гостья попросила помочь выжить ее сыну, как она помогла тогда моему, — я помчалась на кухню за бинтами и перекисью, а когда вернулась — ее уже не было. Не обращая внимания на двух мальчишек, настороженно косящихся друг на друга, не обращая внимания на Пашку, который кричал про проход с радужной оболочкой, в котором исчезла незнакомка — я села на пол и заплакала. Вся тяжесть этих лет вдруг отпустила сразу. При этом вопросов было больше, чем ответов… Нет, я не сумасшедшая — эта женщина действительно была там, во время аварии двенадцать лет назад. И да, — я сумасшедшая, — потому что в моем коридоре появилась и исчезла женщина… А потом заговорил этот странный мальчик. Тихо, медленно, и очень серьезно.
