В дверях он преклонил колена и перекрестился, об этом он все-таки помнил. Потом вышел на улицу. Досужая городская публика, как водится по субботам, уже роилась на главной площади. Маленькая, юркая фигурка Катицы едва не затерялась среди гуляющих.
Янчи нагнал девочку в самом начале улицы Хайду. По этой улице молено было дойти до базарной площади, а уже оттуда маленькими улочками пробираться к дому — до ближайшей горной деревни. По ту сторону базарной площади над приземистыми окраинными домишками высоко вздымалась церковь кармелитов, слишком высоко.
Катица, словно чувствуя, что Янчи идет за ней, прибавила шагу. Нет, она не чувствовала, она знала! Но все-таки Янчи настиг ее у мастерской жестянщика Тимота.
— Привет. А я тебя видел, — сказал он. Только на эти несуразные слова его и хватило.
— Конечно видел. Ты же сзади стоял.
— Ага, значит, ты меня тоже видела! — радостно вскричал Янчи.
— Как же тебя можно было не увидеть, если ты только и делал, что расхаживал взад-вперед по церкви.
— Як вам перешел, потому что тебя заметил.
— В церкви не на меня нужно глядеть, а на бога, — поучительным тоном произнесла девочка.
— Бога нельзя увидеть.
— Кто заслуживает, тот видит.
— А ты откуда знаешь, ты что, видела?
— Тебе какое дело? Я не обязана перед тобой отчитываться, — ответила Катица. Ее каблучки быстро-быстро постукивали по городской мостовой. Голова была гордо вскинута.
А Янчи так хотелось заглянуть ей прямо в лицо, глаза в глаза.
— Ну а другому сказала бы?
— Не твое дело!
Улица Хайду осталась позади, дальше шла базарная площадь и некрасивая, как ни посмотри, церковь кармелитов. Янчи прыгал возле девочки, деревянный кольт бил по боку. Ну а Джек из Аризоны? Скачет где-то вдали на Черной Молнии, жаль, что его почти не видно в облаке пыли. Может, даже это какой-то другой ковбой на неизвестной лошади.
Теперь спросила Катица:
— Ты уже исповедался?
— Да.
— Так быстро? И даже меня успел догнать? Янчи промолчал.
— Врешь, Чанаки! Ты не исповедался.
— Нет, исповедался, — уперся Янчи, а про себя с горечью думал: «Ну зачем я вру? Я за тобой побежал!» Но как сказать об этом Катице?
— И причащаться завтра будешь? — продолжала девочка.
— Конечно буду, — дрогнувшим голосом произнес он.
— Гореть тебе в аду.
Янчи потемнел от гнева. Поддал ногой брошенное кем-то маленькое яблоко; как бы выкрутиться?
— Целоваться я, во всяком случае, не целовался.
Катица быстро, ядовито ответила:
— Есть и другие грехи. Врал, например. Мне вот только что.
