— Нет.
Как передать словами то утреннее ощущение одиночества, отторженности от людей, бабушкину самозабвенную возню на чердаке, постоянно рушащиеся деревянные брусочки и навязчивую фразу: «Надоело ему дома мыкаться, вот он и подался в возчики»?! Дядя Имре понял бы его, если бы малышу удалось подыскать нужные слова. Янчи снова уселся на стул, рот у него скривился, на глазах появились слезы. Ему стало невмочь, он упал лицом на гладкую поверхность стола. Плечи, руки — все тело его содрогнулось от горьких рыданий.
— Поплачь, поплачь, малыш, — тихо приговаривая Имре Буйдошо, поглаживая мальчика по голове. — Поплачь, дружок, коли знаешь о чем. Сам увидишь, как потом полегчает.
Не спуская глаз со вздрагивающих плеч ребенка, он осторожно налил себе пива и потихоньку отхлебнул. Когда же плач ребенка стал стихать, Буйдошо с облегчением вытер лоб ладонью.
Мальчик не мог бы сказать, который час. Может быть, два часа пополудни? Или ближе к трем?
Не мог, потому что часы висели в комнате, а он был поглощен тем, что жарил каштаны, вернее, готовился их жарить здесь, у кухонного стола.
Обед — фасолевый суп и вареники — он давно съел, и теперь ничто не мешало ему заняться собственными делами… Перво-наперво он ножичком надрезал у каштанов кожуру. Перед ним на клеенке вздымалась целая горка глянцевокоричневых, маленьких, гладких кругляшков, пока еще холодных и сырых, но Янчи уже ощущал во рту вкус жареных каштанов, их аромат.
Второпях заканчивая приготовления, он то и дело сглатывал слюну, хотя вкус и запах каштанов давно стали для него воспоминанием. Но порой достаточно одного такого воспоминания, чтобы у человека потекли слюнки.
Янчи был в кухне один — вернее, почти один. На кровати, приткнувшись боком к изголовью, дремала бабушка: опять заснула во время молитвы. Четки застыли в ее сцепленных пальцах. Сколько же разноцветных шариков она перебрала с тех пор, как кончила мыть посуду?
Янчи потихоньку вышел из кухни за охапкой сухих виноградных лоз. И сразу же вернулся обратно — погода совсем испортилась, дождик сеял еще гуще, чем когда он шел из школы.
Но сложенные под навес вязанки жались к стене, где им не была страшна никакая сырость. Одна вязанка тотчас же оказалась у Янчи под мышкой. А минуту спустя — уже возле печки.
Янчи собирался хорошенько прогреть духовку, а от матери и бабушки он знал, что для этого нет ничего лучше, чем горящая сильным пламенем трескучая виноградная лоза. Ну и поддаст он жару! Скоро в старенькой печке вовсю бушевал огонь, язычки пламени прорывались вглубь, касаясь нижней духовки, куда Янчи думал положить каштаны. Вот она уже и разогрелась, мальчик закрыл дверцу. Он пока не торопился с каштанами — сперва нужно подкормить огонь.
