Ей казалось, что несший ее бог как-то сильнее прижимает ее к своей груди…
А Гермес уже спускался.
Мрачные своды Аида приняли их в свою безотрадную сень. Своды эти привыкли уже видеть сына Майи. Привыкли они к стонам теней. Стоны эти были всегда тихие, мелодичные, похожие на шелест платанов при дуновении Эвра, на звон лиры, задетой легким крылом пролетающей ласточки. И вдруг теперь пронесся такой необычный резкий сдавленный крик. Крик живого существа, выражавший испуг и страдание.
И затем все смолкло. Ни одного звука больше не донеслось из темных закоулков Тартара, куда Гермес свернул со своей обычной дороги…
Но он там пробыл недолго. Ведя за руку порученную ему нимфу, олимпиец снова показался на прямом проторенном пути, освещенном слабым светом, падавшим откуда-то сверху. Походка его становилась все увереннее и торжественнее.
Маленькая пленница покорно следовала за ним, спотыкаясь порой об острые камни. Лицо ее было испуганно. На глазах блестели слезы…
Но вот Гермес подвел ее к двойному трону, по сторонам которого красным пламенем с шипеньем горели четыре массивных светильника. На троне, увенчанном острозубой короной, сидел чернобородый повелитель Тартара. Рядом с ним, в золотисто-лиловом хитоне, расшитом алыми большими цветами, помещалась его скучающая супруга. У подножия трона, тихо ворча в полусне, дремал Цербер, трехглавый пес ада.
— Властелин, — обратился Гермес к царю подземного мира, — мой отец посылает к тебе эту преступницу и просит не выпускать ее обратно на землю.
— В чем она виновата? — почти тотчас же спросила Персефона.
— Это великая тайна, — важно произнес Гермес, как будто он знал эту тайну.
— И тебе ничего больше не белено передать мне?
— Нет, властелин, больше ничего!
— Хорошо, скажи моему брату, что желание его будет исполнено. Можешь идти.
— Передай также мой привет царственной Гере. Скажи, что ближайшей весной я собираюсь ее навестить, — добавила от себя Персефона, поправляя складки своего пышного платья.
Сын Майи сделал жест, которым хотел уверить, что не преминет исполнить поручение, и поспешно удалился.
Персефона меж тем, полулежа на черных мягких подушках, внимательно рассматривала преступницу.
— За что тебя сюда прислали? — наконец спросила она. Но маленькая нимфа молчала и на все вопросы царицы мрака отвечала только испуганным взором синих заплаканных глаз…
Не добившись от нее ответа, Персефона сказала мужу:
— Эта нимфа или нема, или чего-то боится и притворяется немою. Во всяком случае, она меня мало интересует. Я думаю, что ее можно поселить в тростнике, что растет на берегах Леты.
