— «Ты принимаешь меня верно за своего знакомого, приятель», — сказал я ему по-сирийски: — «или, может быть, я напоминаю тебе должника, обещавшего тебе вернуть десять мин? Знай же, что я ни от кого не брал еще в долг».
— «Пусть так», — ответил он приветливым голосом, — «но я заметил у тебя на лице помимо ощущения боли еще и заботу, вроде той, что бывает как раз у людей, которым не удалось уплатить вовремя долг».
— «Ты почти отгадал, мой друг», — сказал я, — «но если я и должен кому-нибудь, то отнюдь не золото и не серебро».
— «Ты думаешь верно о неисполненной работе»?
— Я внимательно посмотрел на своего спутника. Это был человек несколько выше среднего роста, со светло-каштановыми, до плеч, вьющимися волосами и странно золотистым цветом липа. Черные брови, почти соприкасались в своих основаниях, казались распахнувшимися крыльями птицы. Широкие поля дорожной шляпы бросали тень на молодое, участливо ко мне обращенное лицо незнакомца.
— «Ты прав, товарищ. Мне, по-видимому, придется лишиться очень выгодного заказа», — отвечал я ему и рассказал затем про поручение Береники, которого я не мог исполнить из-за того, что иудеяне совсем некстати казнили своего пророка.
— «Судьба каждого пророка у иудеян — рано или поздно быть казненным», — задумчиво сказал мой попутчик. «Тебе конечно жаль тех удовольствий, почестей и награды, которых ты лишился вместе с заказом из-за преждевременной, по твоему мнению, смерти Иошуа бен Иозефа»?
— «Ты не упомянул еще об одном, тебе, вероятно, незнакомом наслаждении — творить и радоваться, видя успешно исполненным свое произведение», — возразил я.
— «Почему ты так думаешь, юноша?.. Впрочем, что такое искусство смертных?!.. Люди выцарапывают из мрамора на боковой части гробницы виноградную лозу, стараются уловить сходство с чертами живого лица в сочетаниях окрашенного воска на картине, выкладывают узоры из разноцветного сплава на стенах дворцов и храмов, и называют себя творцами… Но разве настоящая лилия, из тех, что растут по берегам вот этой реки, не красивее и не нежнее той, которую вы довольно неуклюже высекаете из камня, а виноградная лоза, впитывающая в себя живительный луч солнца, разве не прекраснее во сто крат изображенной на известке стены эллинским художником»?
— «Пусть так, но и создаваемые смертными вещи порой бывают прекрасны и доставляют радость как работающему так и зрителю»…
— Разговаривая таким образом, мы брели под сенью индийских смоковниц прямою широкою дорогой вдоль берегов Иордана. Видя мою хромоту и юношеское стремление не обнаружить страдания, собеседник мой замедлял шаги и время от времени сам предлагал отдохнуть. Он, видимо, не очень торопился.
