Брюнетка схватилась за стул, чтобы не упасть.
— Вам надо полежать, — вмешалась медсестра, — потом возьмем кровь на анализ, потом еще один укол. А пока оформите договор и оплатите.
— Я не буду лежать! — Брюнетка отвела ее руки и встала, держась прямо усилием воли.
Хирург писал что-то в карточке и не поднял головы. Медсестра проводила пациентку в холл к стойке.
— Нельзя ли побыстрее, — торопила брюнетка, — я тороплюсь.
Девица за стойкой вскинула на нее глаза в немом удивлении — куда уж теперь торопиться. Брюнетка посмотрела на нее с такой откровенной ненавистью, что у нее дрогнула рука.
Странная какая-то пациентка, что-то с ней не то.
— Записать вас на следующий прием? — спросила она, возвращая паспорт.
— Я позвоню, — буркнула брюнетка, неловко всовывая руки в рукава куртки.
После обезболивающего укола это действие не доставило ей неприятных ощущений. Рука теперь вообще ничего не чувствовала. Она выскочила на улицу, желая лишь одного — оказаться как можно дальше от этой клиники. Больше она сюда не придет, сама купит в аптеке антибиотик, будет пить, все пройдет.
Та собака не была бешеной, она просто пыталась защитить своего хозяина. Надо же, кто-то так любил этого никчемного пьяницу и придурка, что пожертвовал из-за него своей жизнью.
Брюнетка усмехнулась сквозь зубы, накинула капюшон и медленно пошла к переходу через улицу. Сегодня она не взяла машину — из-за больной руки трудно было вести.
Быстрее идти не получалось, потому что на воздухе закружилась голова. Ничего, это все пройдет, она вылечится и забудет проклятую собаку, тем более что той уже нет в живых.
Она встала у перехода, дожидаясь, когда загорится зеленый свет. И тут рядом с ней притормозила знакомая черная машина.
— Садись! — окликнули из окна.
Она поняла, что попалась.
— Садись, Вторая! — повторил голос того, кто может все, и она села на переднее сиденье рядом с ним.
Села и уставилась прямо перед собой, потому что ОН не любил, когда ему смотрят в глаза.
— Зачем ты пошла в клинику? — спросил холодный металлический голос.
Этот голос с некоторых пор ее пугал. Он был какой-то неживой, бесполый. Если не знать, что он принадлежит мужчине, можно было вообще принять его за механический.
Она молча показала ему забинтованную руку.
— Отчего ты не обратилась ко мне? — спросил он, причем интонация не была вопросительной, он не ждал от нее ответа.
Она молчала, отвернув голову вбок, чтобы не встречаться с ним глазами. Он мог читать ее мысли, он знал о ней все. И теперь ни в коем случае нельзя показать ему, что она знает, что случилось с той, Первой. Это он так их называл, своих подчиненных, своих подручных, своих рабынь. Потому что они работали на него — без вопросов и без денег, просто делали, что он прикажет.
