В Париже дорого умирать | страница 81



— Ладно, — сказал я. — Допустим, найду я Датта. Дальше что?

— Мы не может допустить повторения прошлого фиаско. И теперь Датт будет готов еще лучше. Я хочу получить все его записи. Я хочу их получить, потому что они — постоянная угроза для очень многих людей, включая людей в правительстве моей страны. Я хочу эти пленки, потому что ненавижу шантаж и ненавижу шантажистов. Они — худшие представители криминального дна.

— Но пока ведь никакого шантажа не было, верно?

— Я не собираюсь дожидаться, пока свершится очевидное. Я хочу, чтобы все это барахло было уничтожено. Я не хочу услышать о том, что оно было уничтожено. Я хочу уничтожить это собственноручно.

— А предположим, я не хочу быть в этом замешанным?

Луазо выставил ладонь.

— Первое, — загнул он палец. — Вы уже замешаны. Второе. — Он загнул следующий. — Вы работаете на некий британский правительственный департамент, насколько я понимаю. И они там очень рассердятся, если вы упустите шанс получить выгоду от этого дела.

Полагаю, я не совладал с лицом.

— Ой, да это моя работа — знать подобное, — отмахнулся Луазо. — Третье. Мария решила, что вам можно верить, а я, несмотря на то что она иногда садится в лужу, склонен верить ее суждениям. В конце концов, она сотрудник Сюрте.

Луазо загнул четвертый палец, но ничего не сказал. Просто улыбнулся. У многих улыбка или смех — признак смущения, молчаливое желание снизить напряжение. Улыбка Луазо была спокойной и уверенной.

— Ждете, что я начну вам угрожать всякой всячиной, если вы откажетесь мне помогать? — Он пожал плечами и снова улыбнулся. — Тогда вы сможете обернуть мои слова насчет шантажа против меня же и преспокойно откажете в помощи. Но я не стану угрожать. Вы можете поступать так, как сочтете нужным. Я очень мирный парень.

— Для полицейского.

— Ага, — согласился Луазо. — Очень мирный для полицейского.

И это было правдой.

— Ладно, — после продолжительного молчания сказал я. — Но не поймите превратно мои мотивы. Чисто для протокола: мне очень нравится Мария.

— А вы серьезно думаете, что меня это разозлит? Сколько же в вас викторианского: играть по правилам, закусив губу и сохраняя лицо. Во Франции мы живем не так. Жена другого — это дичь. Подвешенный язык и ловкость — это козыри. Благородные помыслы — джокер.

— Предпочитаю свой стиль.

Луазо посмотрел на меня и улыбнулся своей медленной ленивой улыбкой.

— Я тоже.

— Луазо. — Я внимательно посмотрел на него. — Эта клиника Датта — она действительно под крылом вашего министерства?