— Любознательность, даже чрезмерная любознательность не является чем-то противозаконным, Чарльз! Тем более здесь, во Франции, — уклончиво ответил Френкель.
— Я виделся сегодня с Шемпионом, — сказал я, намереваясь перейти к более конкретному разговору.
— Я знаю об этом… Вы были в «Херрен Клэб».
В его словах название этого клуба прозвучало как злая насмешка. Не потому, что оно как-то негативно характеризовало сам этот клуб или же его членов, а потому, что оно создавало своего рода имидж неуемного потребителя, потребителя всего и вся. Тут тебе и сияющие «мерседесы», молчаливые шоферы, каракулевые воротники, приятный запах гаванских сигар… До этого я никогда не замечал, насколько хорошо Шемпион вписывался в эту обстановку.
— Так вы присматриваете за ним?
Серж Френкель взял со стола еще какой-то конверт, аккуратно извлек его из прозрачного пластикового пакета и сказал:
— Я послал его одному заказчику еще в прошлом месяце, а он заявил, что этот конверт слишком потрепан и не годится для его коллекции. Сегодня он вернулся ко мне уже от другого заказчика, который на этот раз посчитал, что он слишком хорошо выглядит, чтобы быть подлинным! — Он улыбнулся своей неизменной улыбкой и взглянул на меня, как бы пытаясь убедиться в том, что я по достоинству оцениваю его шутку.
— Да-а… — ответил я, только чтобы показать, что я слушаю.
— В 1847 году этот конверт отправился морем с Маврикия в Бордо. В Южной Ирландии на нем была поставлена соответствующая печать. В Дублине на обратной стороне поставили еще одну марку. А прежде чем он наконец попал в Бордо, в Лондоне и в Болонье на него приклеили еще по одной марке. — Френкель поднес его поближе к настольной лампе. Это был невзрачный клочок желтоватой бумаги, сложенный и склеенный таким образом, что из него получался простой пакетик, на котором был написан адрес. Вся же его обратная сторона представляла из себя целую мешанину из марок и штемпелей, с какими-то названиями и числами.
Серж многозначительно взглянул на меня.
— Так твой клиент считает, что он фальшивый? — спросил я.
— Он считает, что водяные знаки на бумаге не соответствуют вот этой дате. Да и сама марка, поставленная в Дублине, у него тоже вызывает сомнения.
— А что вы сами думаете по этому поводу? — возможно вежливее поинтересовался я.
Вместо ответа он потянул за края конверта так, что он медленно расползся как раз посередине на две половинки.
— Он совершенно прав, это самая настоящая фальшивка, — произнес Френкель.
