– Могу я спросить вас кое о чем, капитан Свифт? – произнесла Касс, мысленно порадовавшись тому, что ее голос не сорвался.
Джулиан слегка наклонил голову и заинтересованно посмотрел на свою собеседницу.
– Конечно, мисс Банбери.
Собравшись с силами, Касс заглянула ему в глаза.
– Что было на войне хуже всего?
Джулиан прищурился и сжал губы, однако его ответ не заставил себя ждать.
– Осознание того, насколько несправедлива жизнь. – Он не задумался ни на секунду. Ответ слетел с его языка быстро и легко, как если бы он произносил эти слова каждый день. И, возможно, так оно и было.
Касс лишь кивнула в ответ. Жизнь действительно несправедлива. С этим она не могла не согласиться.
Джулиан вошел в отведенную ему гостевую комнату, развязал галстук, расстегнул несколько верхних пуговиц и потер шею. Наконец он мог свободно дышать. На протяжении последних семи лет Джулиан привык носить униформу. Вернувшись же в Англию и оказавшись в светском обществе, он был вынужден позаимствовать несколько костюмов брата, а с ними – и похожих на удавки галстуков. Как долго ему придется к ним привыкать?
Перед тем как подняться к себе, он взял с подноса у пробегавшего мимо лакея бокал бренди. По этому напитку Свифт скучал больше всего. Да, бренди производили во Франции, но Джулиан никогда не пил его, находясь там.
Он сделал глоток. Его мысли вернулись к только что закончившемуся вечеру. Мисс Банбери. Пэйшенс. Джулиан никак не мог выбросить из головы ее образ. Она казалась настоящим божеством. Мечтой любого мужчины. Однако ее спокойствие и уравновешенность удивили Джулиана. Большинство знакомых ему леди болтало без умолку, рассуждая о побрякушках, званых ужинах и балах. Например, его сестра обожала балы и никогда не сидела на месте. Очевидно, Пенелопа была такой же. Ведь ее усидчивости не хватало даже на то, чтобы написать коротенькое письмо, не говоря уже о длинных и содержательных. Если честно, Джулиан знал только одну такую же спокойную и задумчивую девушку, как мисс Банбери. Ею была… Кассандра.
Мисс Банбери спросила, что было хуже всего на войне. По дороге домой и в самом Лондоне Джулиану задавали этот вопрос бесчисленное количество раз. Но он всегда отвечал на него в своей спокойной и бесстрастной манере:
– Я просто рад, что вернулся домой.
Никто не смог бы понять, в каком аду он побывал. Да никто и не хотел этого понимать. Всем были нужны лишь общие слова, чтобы потом похвастаться знакомством с вернувшимся с войны ветераном. Однако никто не испытывал желания узнать о запахе свежей теплой крови, грязи, криках умирающих и страхе, который, казалось, навечно пропитал душу и неизвестно, где начинался и заканчивался. Никто не хотел об этом слышать. Поэтому Джулиан давал тот ответ, которого от него все ждали. Спокойное уверение в том, что жизнь после войны существует. Что выжить можно. Вот кем он был для своих соотечественников – выжившим, и Джулиан играл отведенную ему роль.
