Я надеялся, что отсутствовал достаточно долго Ночь прошла плохо. То есть остался-то я безбоязненно, но в темноте мне стало не по себе. Я никогда еще не ночевал вне дома. Там все было знакомо, а опустевший дом Вендоров, казалось, вдруг наполнился странными звуками Я нашел свечи и зажег их, еще я развел огонь в очаге, но все равно мне постоянно что-то слышалось. Я долго сидел на табуретке, прислонившись к стене, так, чтобы никто и ничто не в силах было ко мне сзади приблизиться. Несколько раз мужество покидало меня, и мне хотелось сбежать, оттуда Удерживали же меня не только данное Вендорам обещание и безопасность Софи, но и темнота снаружи, и чуждые звуки в ней.
Потом я уснул, а когда проснулся, солнце светило мне прямо в лицо. Я доел хлеб, оставшийся от ужина, но все равно есть хотелось. Добежав до дома, я хотел незамеченным проскользнуть к себе, чтобы притвориться, будто проспал. Но мне не повезло: Мэри заметила меня и окликнула из окна кухни.
— А ну иди сюда! Тебя всю ночь искали. Где ты был? Отец рвет и мечет! Беги к нему, а то еще хуже будет.
Отец сидел вместе с инспектором в комнате, где собирались лишь в исключительных случаях. Я, должно быть, пришел в критический момент. Инспектор-то выглядел как обычно, а вот отец…
— Иди сюда! — рявкнул он, едва я показался на пороге Я неохотно приблизился.
— Где ты был? Где ты пропадал всю ночь?!
Я молчал.
Распаляясь, он продолжал спрашивать, но я молчал.
— Подойди! Упорство тебе не поможет! Что это за ребенок — это исчадие?! С кем ты вчера играл?
Я молчал.
Он гневно смотрел на меня. Таким я его еще не видел мне стало дурно от страха.
Тут вмешался инспектор. Тихо, спокойно он сказал;
— Знаешь, Дэвид, сокрытие Отступления в человеке — очень серьезное преступление, людей за это в тюрьму сажают. Мне должны докладывать обо всех Нарушениях. Даже если кажется, что Отступление совсем маленькое, я должен о нем знать. Юный Эрвин вряд ли ошибся — у девочки на ногах шесть пальцев, так?
— Нет!
— Он лжет! — вмешался отец.
— Понятно, — спокойно ответил инспектор. — Ну а если это не так, что плохого, если мы узнаем, кто она?
Тут я решил, что лучше всего молчать. Мы уставились друг на друга.
— Ты ведь понимаешь? Если это неправда… — продолжал уговаривать меня инспектор, но отец прервал его:
— Мальчишка врет. Я сам с ним поговорю. Иди к себе!
Я заколебался, зная что означает его приказ. Знал я и то, что в теперешнем состоянии отца никакой роли не играет, сознаюсь я или нет. Стиснув зубы, я пошел к дверям. Отец шагнул за мной, взяв со стола кнут.
