— Ну, что, переметнемся? Моя приятельница отчаянно манит меня обратно.
«Ах, вот оно что!» — с обидой подумала я и предложила:
— Лучше пришлите сюда Вадима. Мы будем соревноваться, как на бегах, и ещё посмотрим, кто первый выйдет к финишу.
— Если уж играть в тотализатор, то советую ставить на меня. — Парень шутливо раскланялся следящим за нашим диалогом очередникам. — Везуч до противности. — Кивнув мне на прощание, он поспешил к своей девушке.
Сеанс уже начался, а до окошка оставалось с десяток голов. Разволновавшись, я забыла о красавце и затеянном соревновании. А когда мы, наконец, зажав в кулак билеты, ринулись к стадиону, незнакомца и след простыл.
К своим местам мы пробирались в темноте и бухнувшись в пустые скрипучие кресла, тут же врубились в происходящее на экране: крестообразный оптический прицел следил за благообразным мужчиной в толпе, метя то в лоб, то в висок. Террористы абсолютно распоясались, не давая зрителям ни минуты передыха — кровь лилась рекой.
Когда фильм кончился и зал притих, сраженный гибелью главного героя, переводчик гнусавым голосом объявил, что внеконкурсная немецкая кинокомедия начнется через 2–3 минуты. Я торопливо поднялась.
— Ты куда? Рубля не жалко? — возмутился Эдик.
— Пятьдесят копеек я уже отработала. Хуже, чем в анатомичке — сплошные трупы… А ты сиди, сиди, дорогой, и смотри внимательно. Завтра все расскажешь. Говорят, «поцелуй грешницы» — сплошная эротика.
— Да ну? — оживился Вадик, интересовавшийся откровенными лентами более, чем какими-либо другими достижениями киноискусства.
Выбравшись из гигантского парника, переполненного вспотевшими телами, я с удовольствием вдохнула вечерний воздух. Мой желтый крепдешин прилип к спине, вышивка на груди казалась жеваной. Я тщательно разгладила её ладонью.
— Не любите фривольности в киноискусстве? — Разминая плечи Грегори Пек глядел в бледное вечернее небо. Никакая спутница рядом с ним не маячила.
Мы стояли на широких ступеньках, опоясывавших здание спортивной арены. Панорама Ленинских гор с вышкой лыжного трамплина и венчающим зеленый холм зданием МГУ сияла открыточным глянцем. Лента Москвы-реки, стеклянный тоннель метромоста над ней и громады Университета — все сверкало и золотилось в последних лучах солнца. Даже как-то не верилось, что тысячи человек добровольно сидят во мраке гигантского амфитеатра, ожидая веселья и чувственных радостей от пустячной кинокомедии.
— Здесь фривольностями и не пахнет. Какая у этих гедеэровцев может быть эротика? Да и юмор… Ну, ущипнут кого-нибудь пониже спины…
