— Разбился?
— Да. На кусты упал с пятого этажа. Два дня ещё в реанимации протянул. Это мы уже потом узнали.
Следующий день у меня был свободный и я с нетерпением ждала начала рабочей смены. Но мой странный пациент не звонил. Значит, действительно, покуражился молодой человек. Двадцать два года и шизоидность некоторая все же есть — такое насочинять человеку с нормальной крышей просто ни к чему скучно. А этот развлекался. Но вдруг, вдруг все же здесь тот самый случай, что и с исполнителем гимна?
Побеседовав по телефону с Аськой о том, о сем, я словно невзначай спросила ее:
— А ты мне на работу, случаем, не звонила? Или, может, кому-нибудь посоветовала?
— Рехнулась, девушка! У меня хоть и есть сдвиги, но совсем по другой части. Я уж скорее «телефоном знакомств» воспользуюсь.
Целую неделю у меня крутилась в голове мысль о ржавой бритве моего пациента и допущенной профессиональной ошибке. Возможно, непоправимой. Наконец, я сообразила поинтересоваться у мужа о случаях самоубийств за последнее время.
— К нам поступают сводки по Москве и области. А что тебя интересует? Не уверена в своих силах, Бубка? Боишься, что не всех сумела отговорить? Сергей улыбался, но я видела, что он по-настоящему обеспокоен моей просьбой.
— На этой работе ошибка может обойтись очень дорого. Все-таки, к нам, в основном, обращаются люди в экстремальной психологической ситуации… Серж, принеси мне данные за десять дней по Черемушкинскому району… Тут один псих меня прямо так и предупредил: «Фамилия Вартанов, 1973 года рождения, если со мной сто случится — вы тоже виноваты».
Сергей даже присвистнул.
— Хорошо, что рассказала. Если этот мерзавец жив, я ему за такие шуточки мозги вправлю!
— Не надо, милый. Я знаю, ты все можешь. жену защитить, честь и достоинство президента отстоять и, наверняка, интересы мира и прогресса… Но это мои профессиональные проблемы. Мои профессиональные честь и достоинство. Помочь — помоги. Но в мои «игрушки» не лезь. — Я твердо посмотрела на Сергея, мстя за его постоянную таинственность.
Давным-давно у нас был заключен договор — в дела мужа я нос не сую. И никому из своих друзей насчет его сферы деятельности не распространяюсь. За исключением, конечно, какой-нибудь критической ситуации. Если честно, я и сама знала о работе Сергея не много — только то, что мне было позволено. После университета Сергей стал сотрудником Московского уголовного розыска, точнее, комиссии по делам несовершеннолетних. окончил ещё какие-то курсы по оперативной работе и в чине капитана возглавил большое подразделение борьбы с малолетними преступниками. Это было время расцвета враждующих банд и группировок: люберов, рокеров, металлистов, неофашистов, сталинистов и прочих. И здесь про работу Сергея мне ещё кое-что было понятно. Дома мы часто обсуждали дела Сережиных подследственных и вместе переживали судьбу сбившихся с праведной дорожки подростков. Хоть и оберегал меня муж от лишних подробностей — реальность потрясала своей беспредельной, невообразимой и необъяснимой нормальным умом жестокостью. Было ясно, что речь идет не об отдельных извращениях психики, а о социальном явлении, называемом синдромом постсоветской депрессии.
