— Для этого я и переоделась во все серенькое — как «невидимый» работник сцены, облаченный в робу.
— Многие здесь убеждены, что так удобнее перевоплощаться. Ведь тот, кто звонит, формирует свое собственное представление о человеке, с которым он будет разговаривать. Мастерство специалистов в том и состоит, чтобы суметь с первой же минуты стать тем воображаемым собеседником, которого ожидают услышать… У женщин это получается проще. — Улыбнулась Алла. Ведь все мы по природе актрисы. Ну, с Богом!
Я закрылась в кабинке, с ужасом глядя на молчащий телефон, и понимая, что как раз меня тянет сейчас поднять трубку и поговорить с этим идеальным воображаемым собеседником. Не зацикленным на сексуальных проблемах, как Галина, и не столь эгоистичным, как Ассоль, видящая все вокруг сквозь призму своего настроения и собственных, не слишком духовных, потребностей.
Я бы рассказала, что проводив дочь до весны на учебу в Англию, снова почувствовала себя одинокой и больной. Что Сережа, ощутив во мне какую-то перемену и отчаявшись пробить стену молчания — отдалился. с головой ушел в работу. Ни постер Ван Гога, ни мотивы Пикассо не вдохновляли его на прежние любовные отношения. Хотя я и ложилась в постель нарядная, как Алексис из «Династии», благоухающая и соблазнительная после гидромассажной ванны, желающая его ласки и боящаяся того, что они меня не вдохновят…
…От звонка я вздрогнула и отдернула тянувшуюся к трубке руку. Сердце заколотилось и мое «Алло, телефон доверия слушает вас» — прозвучало хрипло и неуверенно.
…Алла предупредила, что сеанс телефонной психотерапии длится в среднем 35 минут. За двенадцать часов своей первой смены я провела больше десяти разговоров, покинув пост вымотанной, но счастливой. Опыт телефонного общения пришел очень быстро — на третьем пациенте я просто «блистала», чувствуя себя Зигмундом Фрейдом и Аллой Демидовой в одном лице. Мы побеседовали с сорокапятилетней женщиной о жизни и расстались друзьями, на оптимистической шутливой ноте. А начала она с вопроса о количестве снотворного, необходимого для «вечного покоя». Разумеется, сюда звонят не за консультацией по способам самоубийства. Не всегда отдавая себе отчет, люди хотят, чтобы их отговорили и удержали. Это надо помнить, какую бы истерику ни закатывал пациент на том конце провода. И ни в коем случае не раздражаться, какими бы вздорными ни казались тебе поводы для подобной истерии. Меня порадовала собственная терпимость и сострадательность, а также легкость в «подыгрывании» собеседнику. С простоватыми пациентами я поддерживала свойский тон и «оттягивалась» на интеллигентных — здесь можно было блеснуть эрудицией, перевести беседу в лирически-философское русло. Меньше всего меня вдохновляли жалобы и сетования, скатывающиеся в политическое русло, типа «что с нами демократы сделали» и «сюда бы Сталина хоть на недельку — он бы порядок навел». Но я прятала поглубже личную предубежденность и видела в говорящем прежде всего человека — больного, голодного, жалкого, изнуренного схваткой за «светлое будущее», потерявшего здравые критерии и ориентиры. И пыталась дать лишь то, что могла — крупицу душевного покоя, уверенность в собственных силах.
