, а затем подарили друг другу прощальный ужин, прямо напротив понтонного моста, от которого и произошло название города
[36]: у каждого был свой повар и каждый старался ошеломить другого изысканностью предлагаемых блюд. С момента их знакомства, с того незабываемого знакомства Венеры и Марса, Исиды и Диониса, императора и царицы, они постоянно стремились друг друга удивить. Им постоянно нужно было выступать друг против друга, состязаться в чем-либо. Когда же они все-таки отбросят свою гордость? В какой момент один из них признает поражение? В спальне? Главк в этом сомневался.
На этот последний ужин было приглашено немного друзей: один стол, ложа для троих. И если там присутствовал врач, то только потому, что ему следовало выполнять свои обязанности перед беременной Царицей.
Пили много. Вино с фиалками и тмином, разбавленное теплой водой. Настроение было оптимистичным, даже веселым. Казалось, больше никто не боялся парфянских воинов и лучников. Антоний, бесспорный герой битвы в Филиппах[37], отомстит за римскую армию, порубленную на кусочки парфянами шестнадцать лет назад недалеко от этой реки. Чтобы уподобиться Александру, император воплотит в жизнь планы Цезаря, о которых стало известно благодаря записям этого великого человека: он пересечет Кавказ и захватит врага с тыла. Это станет роковым ударом, от которого невозможно будет защититься. Когда на берегах Евфрата начало светать, парфяне уже давно стали крошками на столе, и остатки их войск затерялись среди рыбных костей и объедков дичи, разбросанных по земле…
– Увы, – молвила Клеопатра, увидев свет, пробивающийся через занавес в комнату. – Увы, время расставаться…
– Увы, – ответил Антоний, протягивая кубок виночерпию, – увы, слава зовет меня, я должен тебя покинуть…
– Увы, – вторила Царица с напускной драматичностью, – увы, мой генерал, может быть, мы больше никогда не поцелуемся?
Они начали повторять «увы», как драматические поэты, чьи произведения им были так близки; развлекая друзей, они соревновались, кто из них больше повторит это слово, потому что для иностранного уха греческое «увы» звучало несколько комично, и римский полководец и царица-полиглот прекрасно это знали. «Ай, ай!» – восклицал один из главных героев какой-нибудь поэмы. «Ой, ой!» – отвечал ему хор. Вскоре жалобные ойканья героя чередовались с душераздирающими айканьями героини; когда же на эти ой-ой и ай-ай один из них в конце концов отвечал лишь
