Харон | страница 46
Я засмеялся. Мы лежали в темной спальне, лунный свет, белесый, как разведенное молоко, делил стену по диагонали и заползал на кровать. Я разглядывал ноги Розалин, стройные и мускулистые, ее ступни с длинными пальцами, слишком длинными для человеческой самки.
– Я серьезно, – улыбаясь, сказала она. – Не верь женскому лицу, смотри на руки.
Она сложила ладони, медленно подняла, словно окуная в лунный свет. Плавно развела пальцы, раскрыла ладони.
– Видишь? – еле слышно спросила.
Надо мной раскрывался цветок – лотос, лилия. Белый, призрачный, казалось, он дышал, увеличивался в размерах. Потом цветок превратился в птицу, крылья распахнулись – это был лебедь. Лебедь взмахнул крыльями, они распались, одно крыло опустилось мне на лицо.
– Я не вижу. Ты мне глаза…
– И не надо, – прошептала она в самое ухо. – Видеть необязательно. Просто чувствуй.
– Что?
– Не думай ни о чем.
– Я не думаю…
– Это тебе кажется, что ты не думаешь. Перестань думать о себе. Тебя нет. Перестань думать о Кевине. Перестань думать о его ноге в железном ящике, о его…
– Откуда ты знаешь про…
– Тс-с-с…
– Откуда тебе…
Я начал, но не договорил. Стало лень, да и неважно, что я ей ничего не рассказывал про Кевина, про этот сон с Арлингтонским кладбищем. Ее ладонь тяжелела. Меня словно засыпали сухими листьями, гора надо мной росла, я уже не мог поднять век, открыть глаза или пошевелить пальцем, а листья сверху сыпались, сыпались…
21
Лихо затормозив у входа в ресторан, я обошел джип, распахнул дверь. Розалин, приняв мою галантную руку, с хрустом ступила на щебенку – оленья грация, соколиный взор. Захлопнув дверь, я чмокнул ее в щеку.
– Гляди, – насмешливо кивнула она в сторону заправки. – Как на панихиде…
На деревянном помосте выстроились с картонными стаканами кофе местные – я узнал Теда и рыжего. Был еще бровастый седой старик-инвалид на пиратской деревяшке и с костылем, пара лесорубов и очкастый пацан лет одиннадцати в майке с динозавром. Все не отрываясь глазели на меня. С таким выражением зеваки наблюдают за самоубийцей, балансирующим на краю крыши.
– Самому-то не боязно? – насмешливо спросила меня Розалин и серьезно добавила: – Впрочем, смерть – еще не самое страшное, что может случиться с человеком.
Она открыла дверь в ресторан, повернулась, бросила небрежно:
– Соскучишься – заходи.
Дверь скрипнула пружиной и закрылась. Я запоздало кивнул. На помосте кто-то присвистнул, кто-то засмеялся, кажется, Расти. Мне очень не хотелось этого делать, но я все-таки направился к заправке.