Дверь хозмага хлопнула, кто-то осторожно тронул меня за плечо.
– Вам плохо, мистер?
Надо мной стоял продавец, испуганный мальчишка в оранжевом фартуке с логотипом магазина – два перекрещенных молотка.
– Все о’кей. – Я поднялся, отряхнул колени. – Медитирую.
Он улыбнулся, недоверчиво меня оглядывая. Симпатичный деревенский пацан. Я подмигнул, простецки хлопнул его по плечу, как это делают бравые ребята в наших кинофильмах.
Статистика самоубийств среди вернувшихся из зоны боевых действий не засекречена. Я знал несколько человек лично. Я видел, как отчаянно они старались уцелеть там. Там, где умереть не просто легко, а порой естественно и даже логично. Карлос позвонил мне после того, как его комиссовали: «Знаешь, болтают, что ветераны не любят рассказывать про войну, не любят вспоминать. Не хотят бередить раны… Чушь это. Тут никто не хочет тебя слушать. И дело вовсе не в том, что им страшно слушать про кровь и смерть, нет, им просто на тебя плевать». Через два дня Карлоса нашли повешенным в гараже.
В ресторане было пусто и прохладно. Розалин за буфетной стойкой протирала стаканы. Она не удивилась, а просто улыбнулась, как улыбаются старым приятелям, которые чуть опаздывают к условленному сроку.
– Кофе? – спросила она.
– Ну уж нет…
Я взобрался на табурет, шлепнул на стойку «Идиота». Острым рубиновым ногтем, похожим на малиновый леденец, она повернула книгу к себе.
– Дать почитать?
Розалин не ответила, кинула лед в стакан, налила ирландского виски. Придвинула стакан. Я сделал глоток.
– Ну и что будем делать? – тихо спросила она.
Я хотел изобразить удивление, но на меня накатила дикая усталость, я не нашел ни сил, ни желания ломать комедию.
– Поедем ко мне. – Я допил виски и с хрустом разгрыз лед.
– Не страшно?
Я вспомнил того пехотного капитана. Имени я так и не узнал, а утром его унесли в морг. Поставив стакан, я ответил:
– Нет, не очень.
Раздевалась она медленно, ее движения были плавны и ленивы, как в снах, где воздух тягуч, словно мед. С покорной обреченностью стягивала траурные чулки – один за другим они легли невесомой змеиной кожей на край кровати. Расстегивала крючки, снимала корсет с поясом – все черное, шуршащее. Осторожно, словно в горячую ванну, опустилась на простыню, ставшую вдруг снежно-белой от ее смуглого тела. Вытянулась и замерла, внимательно глядя куда-то вверх, сквозь потолок.
Я лег рядом, коснулся пальцами ее бедра.
– Подожди… – шепнула она. – Слушай.
Я прислушался, за окном тихо журчала река.
