* Четьи-Минеи - церковно-религиозные сборники, состоящие из житий святых, сказаний, легенд и поучений. Предназначались для ежедневного чтения.
Книга спасала по ночам, когда не спалось. Поблизости шум мотора: прошумит ли он мимо или замрет у нашего подъезда? Шаги на лестнице, отдаленный стук в дверь, новый ближе. Может быть - облава, повальный ночной обход квартир; может быть, отдельные, намеренные визиты. Уже прогремело имя улицы Лубянки, уже работает неустанно Варсонофьевский гараж, облюбованный для расстрелов. Нужды нет, что вы не чувствуете за собой никакой вины, кроме несогласия мыслить по чужой указке,- новая власть косит направо и налево, не слишком разбираясь. Днем случайный звонок, комиссар с солдатами, и часом позже, в полуподвальной камере Московской Чека, я знакомлюсь с другими заключенными. Пожилой человек говорит: "Можно просить вас занять место на нарах рядом со мной? Вы - свежий человек, без вшей, в моем углу еще чисто; будете желанным соседом".- "Где я нахожусь?" - "В Корабле смерти". - "Кто вы?" - "Я Поливанов,* бывший военный министр".- "А другие?" - "Часть - бандиты, часть - люди разных партий, а почему взяты, не знаю, да и они сами не знают".
* Поливанов - Алексей Андреевич Поливанов (1855-1920), генерал от инфантерии, военный министр в 1915-1916 гг.
Проходят дни в ожидании. Есть несколько книжек, в их числе "Виктория" Кнута Гамсуна. Я облюбовал в подвале отдельную, пристроенную из досок комнату, куда никто не заходит. Лежу на лавке и читаю Гамсуна. Какая нежная книга! Это - комната смертников, но сейчас пустует, так как пока все, кто нужны, расстреляны. На стенах прощальные надписи. Мой арест случаен. Бывают также случайные расстрелы; бывают и такие же освобождения. Союз писателей еще пользуется некоторым вниманием: я член его правления. Меня освобождает лично Каменев, народный комиссар, член Совета рабочих депутатов. "Маленькое недоразумение,- поясняет Каменев,- но для вас, как писателя, это материал. Хотите, подвезу вас домой, у меня машина". Я отказываюсь, вскидываю на плечи свой узелок и шагаю пешком. За пять дней в Корабле смерти я действительно мог собрать кое-какой материал, если бы сам не чувствовал себя бездушным материалом. На расстрел был уведен только один бледный мальчик с порочным лицом: его опознал "комиссар смерти", иногда приходивший взглянуть с балкона внутрь нашей ямы; сам бывший бандит, теперь - гроза тюрьмы и герой террора, он узнал мальчика, моего второго соседа, весело его окликнул, и затем заключенный был вызван "по городу с вещами". Мы знали, что он не вернется. Знаменитый гараж поблизости, но обходятся и без него, так как на нашем дворе есть также удобный подвал для быстрой расправы. В Лавке меня встретили радостно друзья и книги; дома знакомые томы и томики стояли в оставленном порядке. Инцидент исчерпан.
