Вася Болтановский был любимцем старого орнитолога, который знал отца Васи таким же пылким и жизнерадостным студентом. Васю единственного профессор, со всеми изысканно, по-старинному вежливый, называл на "ты", любя брал за вихор и отечески ласкал.
- Жить, милый мой, всегда интересно, и никаких для этого особенных событий не требуется, а уж вернее - наоборот. Такие-то события только мешают внимательно читать книгу природы. Ты вот естественник и должен это лучше других знать. Войну лучше в микроскоп разлядывать, разницы никакой нет. А уж жить лучше в мире.
Вася возражал:
- В микроскопе козявка, а тут человек. И я не о войне одной говорю. Тут, профессор, весь мир вверх тормашками... Не успеет война кончиться,такие начнутся дела... прямо жутко и весело.
- Жутко, да не больно весело. Убьют тебя - матери твоей не больно весело будет. Нельзя, Вася, так говорить! Ты кровь учти, кровь. Цена какая!
Вася задумчиво говорил:
- Да. Это - да. Вот с этим мириться трудно. Если бы не кровь...
Медик Муханов, еще не сдавший курс остеологии, вставлял солидное мнение:
- Без крови, профессор, операции не бывает.
На что получал от профессора, не любившего медицины:
- Ну, положим, бывают операции и без крови; если вы себе челюсть свихнете, вас врачи резать не станут. А главное - живет весь мир существ без медицинских операций, живет не хуже нашего, и гордиться нам нечем. Насильственных вторжений в мировую эволюцию природа вообще не терпит; она мстит за это, и жестоко мстит.
Танюша думала, что дедушка прав лишь постольку, поскольку он - добрый, и поскольку убийство человека отвратительно. Но ведь война не совсем простое убийство, и разве существует "мирная эволюция" природы? И там скачки, и там войны, революция, борьба. Дедушке хочется, чтобы все было просто, мирно и хорошо. Но в действительности бывает совсем не так.
Но тут уже начинался вопрос, на который ответа Танюша не имела.
О войне было мнение и у Дуняшиного брата Андрея. Он излагал его на кухне Дуняше в таких выражениях:
- Человека я наверное убивал, хотя и не своими руками, а, конечно, пулей. А доведется - и штыком пропорю. И, однако, я не убивец, а я воин. Воюем же мы, Дунька, для причин государства, а не для себя. Мне на немца вполне наплевать, хоша я его и должен ненавидеть, так как через него страдаю по долгу присяги. Приказывают, и идем без сопротивления для принятия ран и даже смерти. А чтобы хотеть мне войны - я ее хотеть не могу, а совсем даже не желаю, прямо тебе говорю. И, главное дело,- вши! Почему я их кормить должен? А, между прочим, кормим. Это надо понимать.
