Наверное, в ту самую минуту, когда его конь, сверкая копытами и вздымая с дороги столбы пыли, мчал его к выезду из ее деревни, а она смотрела ему вслед и улыбалась мягкой, едва заметной улыбкой. А может быть, даже раньше — когда увидела его у своей ограды. Она поняла, что почти влюбилась, и решила, что если бы он пробыл рядом с ней хотя бы еще полчаса, она влюбилась бы окончательно и бесповоротно. И даже грустно обрадовалась, что он уехал: влюбиться в неровню, который если и ответит взаимностью, то уж честь по чести точно ничего не сделает, было для нее позором. Она нещадно гнала от себя мысли о нем, резко одергивала себя на празднике Первой Июльской ночи, когда замечала, что начинает невольно искать глазами его. Но от судьбы, видимо, не уйдешь… И здесь одной из самых мучительных мыслей для нее была мысль о том, что для Сонэра она — лишь внешность, оболочка, тело, которое притягивает его в чисто физическом смысле. Ей казалось, что — в особенности поначалу — ничего больше его в ней не интересовало. А потом она запуталась, не зная, как расценивать его странные взгляды и их двухчасовые разговоры, которые он всегда сам начинал. И вот, он сказал, что он ее любит…
Лада снова закрыла глаза, прижалась к нему как можно крепче и украдкой стерла выползшую из-под ресниц слезинку. Вздохнула, глубоко и медленно, будто бы резкий судорожный вздох мог уменьшить ее счастье, и тихо-тихо прошептала:
— Теперь я знаю, что такое любовь…
Сонэр обнял ее еще крепче и прижал к груди.
Девушка проснулась немного раньше, чем Сонэр. Она осторожно высвободилась из его объятий, стараясь его не разбудить, выскользнула из-под одеяла и, надев нижнюю рубашку, встала перед окном. Потянулась, счастливо улыбаясь заглядывавшему в окно солнцу. Лада подмигнула ему и тихонько, шепотом, рассмеялась. Затем надела платье. Она как раз затягивала шнуровку на спине (это было единственное неудобство этого платья, чтобы хорошо зашнуроваться, приходилось выгибаться, глядя в зеркало, которого, как назло, у Сонэра не было, и Лада на носках расхаживала по комнате, пытаясь понять, нормально ли она зашнуровала), когда вдруг позади нее, со стороны кровати, раздался шорох, и в следующую же секунду она оказалась в страстных горячих объятиях мужа, а еще через миг его твердые пальцы легли на шнуровку и стали ее развязывать.
— По-моему, мы проспали завтрак, — лукаво сообщила Лада Сонэру. Он развернул ее к себе и с тем же лукавством заглянул в глаза.
