— Я знахарка, Сонэр, — наконец сказала Лада, не глядя на него. — Я знахарка. Это то, чего у меня не отнимет никто, никакой враг, никакое горе. Так я думала раньше. Но ты смог отнять у меня… меня саму. Ты забрал меня из моего мира и перенес в свой, привычный для тебя, но мне здесь нет места, нет приюта. Часть меня, нет — половина меня, духа моего, сердца моего девичьего в лесах моих осталась, в доме, где я выросла, среди людей, к которым я привыкла. Эту тоску не понять тому, кто не знает этого. Сейчас я жена тебе, и ты требуешь, чтобы я тебе подчинялась во всем. Я покорюсь, Сонэр, конечно, но… Жизнь моя не со мной, не здесь. Здесь — лишь часть меня. Я буду жить так, как ты велишь, по тем часам, к которым привык ты, но не думаю, что мой век тогда будет долгим. Тоска, Сонэр, страшнее всего на свете…
— Ты хочешь, чтобы я разрешил тебе заниматься знахарством, правильно я тебя понимаю? — спросил он. Пожал плечами, так и не отпуская локоть девушки. — Но тебя ведь никто не держит, пожалуйста.
— Да ведь сила-то целебная — в травах, — грустно покачала головой Лада. — В лесных травах, а лесов у тебя здесь нет. У тебя красивый остров, но здесь нет даже части того, к чему я привыкла.
— Травы… — хмыкнул Сонэр. — Это те, что ты собирала, когда я тебя похищал? Помнится, у тебя на поясе висели какие-то пучки…
— Да, это они, — улыбнулась Лада. — А куда ты их дел?
Сонэр как будто не услышал ее вопроса, помолчал, словно о чем-то задумавшись, потом, не отпуская Ладу, медленно пошел в сторону выхода. На попытку девушки высвободиться пальцы на ее локте сжались еще крепче, и Лада от боли пискнула.
— Пусти, Сонэр, больно! — попросила она. Тот встряхнулся, оглянулся на нее и разжал руку.
— Те травы, что ты собрала, тебе в комнату принесут, — произнес он. — С другими что-нибудь придумаем. Потерпи немного. Иди в библиотеку, я скоро приду.
Он подтолкнул ее к выходу, подождал, пока она скроется из виду, и в голос выругался. Ему всегда было трудно заново привыкать к тому, что рядом находится человек, к которому он не может относиться как к слуге, но сейчас этот процесс привыкания отзывался в душе еще большей болью — из-за того, что ему приходилось быть тираном для той, для которой он этого меньше всего хотел. Лада была ему небезразлична, она ему нравилась, и совсем по-особому, не так, как другие… Походив немного по коридору туда и обратно, он вернулся в библиотеку.
Лада сидела над книжкой, напряженно сведя брови и едва слышно что-то шепча. Сонэр прислушался: она пыталась понять, как произносится на его языке слово «здравствуйте». Он улыбнулся и подошел, громко и четко, так, чтобы был слышен и понятен каждый звук, произнося слово.
