— Я? — осекся незнакомец и помолчав, сказал: — Я Геннальфаэльторрумпелуиэлор…
— Ч-чего-о? — изумилась Лена.
— Словом, для тебя я — Крузенштерн, — обреченно вздохнув, поправился эльф. — Мне все равно, как ты будешь меня называть.
— А… — успокоилась Лена и начала устраиваться на скамейке, обещая ему, но больше самой себе: — Через полчасика я проснусь. Понял?
— Нет, — покачав головой, честно ответил белобрысый.
— Я проснусь и… ни тебя… ни этого… Шкуры… не будет. Это был сон… Вот увидишь… Я проснусь… — и махнув рукой, она повалилась на качающуюся, словно плот на неспокойной воде реки, скамейку.
Что-то уж очень болела шея и, в квартире так холодно, что она замерзла даже под одеялом. Наверное, с вечера забыла закрыть окно и к утру всю квартиру выстудило. И все равно, это не объясняло ее странного состояния. Что-то было не так. Лена теснее прижала к себе сложенные руки и сообразила, что спит без одеяла, на жестком полу. А когда открыла глаза, обнаружила себя, лежащей даже не на полу своей квартиры, а в парке на скамейке под открытым небом. Все тело занемело от холода и неудобного положения.
С трудом вытянув руку, она, старательно тараща глаза, посмотрела на часы. Шесть утра. И тут же припомнила все. Не поднимаясь со скамейки, она, в паршивом состоянии: голова кружилась, тошнило, хотелось пить, посмотрела в безоблачно чистое, утреннее небо.
Солнце только встало, но уже начало заметно пригревать. Дома разбрызгивали солнечные зайчики распахнутых окон, в новый день лета. В листве тополей расчирикались задиристые воробьи. От скамьи по гравиевой дорожке тянулись утренние тени.
Лена глубоко вдохнула еще не загазованный, чистый, пахнущей утренней свежестью и росой, воздух и морщась, преодолевая головокружение, зыбкость своего состояния и тошноту, поднялась. А когда с трудом приняла сидячее положение, то обнаружила, что в этот ранний час, она в сквере не одна, если не считать, сидящего рядом с отсутствующим видом, Крузенштерна. Скамейка напротив оказалась занята двумя молодыми особами, которые, склонив друг к дружке головы, тихо переговаривались. Точнее, одна что-то шептала другой на ухо, а та внимательно слушала, откровенно разглядывая Крузенштерна. Эта девушка, явно копировала роковых киношных красавиц: двумя пальчиками с длиннющими ногтями держала на отлете, тонкую сигару и, закинув ногу на ногу, покачивала точеной ножкой в остроносой изящной туфельке, с тонким каблуком-шпилькой.
