Мой отец приобрёл Фейрхилл в полную и безраздельную собственность, свободную от залоговых обязательств, и сделка была законна со всех точек зрения. Мой отец был убеждён, что данная процедура носит совершенно справедливый и морально оправданный характер.
Я же придерживаюсь другой точки зрения. Пусть даже переход Фейрхилла в другие руки был законен, он не был справедливым и морально оправданным, ибо на приобретение Фейрхилла, по сути, пошли трудовые сбережения многих обнищавших чёрных семей, которые, будучи не в силах выплатить залоги в тяжёлые времена депрессии, были вынуждены покинуть свои дома.
Чтобы исправить эту несправедливость, я ныне официально передаю Фейрхилл в распоряжение организации «Чёрные Двадцать Первого Февраля», многие из членов которой являются детьми и внуками тех, кто был вынужден расстаться со своей собственностью, скупленной моим отцом за треть её номинальной стоимости.
Я делаю это по своей свободной воле, без давления и принуждения, питая надежду, что Фейрхилл станет символом новой справедливости со стороны белых по отношению к чёрному населению. И я хотел бы обратиться к моим белым собратьям, чьё благосостояние, полностью или частично, приобретено за счёт аналогичной эксплуатации чёрных, пойти на такое же возмещение, дабы в данной стране полностью исчезли последние следы системы, раскалывавшей нацию с времён рабства.
Я искренне надеюсь, что моё деяние, пусть и скромное само по себе, будет способствовать началу новой эры расовой справедливости и спокойствия, в которой будут гарантированы равные права для всех, независимо от цвета кожи и в ней не будут господствовать привилегии одной расы, полученные за счёт другой.
Подпись — Тимоти Раш Кроуфорд-младший».
Заканчивая чтение, Тим чувствовал, что Стил не спускает с него глаз. Он попытался представить себе его реакцию, если бы он взял перо, начертал бы свою подпись и швырнул бумагу на стол. Им овладело какое-то неудержимое мгновенное желание поступить именно так: подписать и расстаться со всем этим — с Фейрхиллом, с юридической фирмой, с работой. Хоть на месяц, на два. Что это за существование, когда человеку всё время приходится подчиняться условностям и уговаривать самого себя? Но это желание испарилось столь же стремительно, как и возникло. Он поёрзал в кресле. Перед ним был реальный мир, и миражи не должны искажать его очертаний.
— Очень умно, — оценил Тим, обращаясь к Стилу. — Как я предполагаю, это ваша работа.
