Да я и не уверен, что пришел из будущего – скорей, просто, из опережающей вашу, параллельной реальности.
Зачем же вы тогда вмешались!? Вы ведь вполне удачно легализовались в Канаде, которую судя по всему хорошо знали.
Геста сцепил пальцы и откинулся на спинку кресла – А как вы отнеслись, к тому, что, в нашей реальности вас удавили, как собаку, в железном ошейнике?
… Не совсем честный вопрос – я не знаю всех предшествующих этому событий.
Я примерно так и предполагал.
Скажите, господин Канарис, а мальчишка вам рассказывал о Дрездене!?
На лице адмирала заходили желваки – Да, примерно до 25 тысяч погибших.
… От 25 до 150 тысяч – те кто, в мое время делал официальные подсчеты, старались обойти вопрос о беженцах из Восточной Германии, накопившихся в Дрездене.
А кроме этого было еще 36 германских городов, которые постигла в конце войны такая же судьба.
Шеф Абвера мрачно спросил – зачем это было сделано.
Ведь существовал же документ «Правила войны», принятый всем мировым сообществом!?
… Распоряжение Черчилля – русским должна достаться выжженная земля; мнение военных – бомбардировки были нужны, что бы экипажи могли отработать практику бомбометания; мнение генерала ВВС США – «Воспоминания о разрушении Германии будут передаваться от отца к сыну, от сына к внуку. Это лучшая гарантия того, что Германия больше никогда не будет развязывать новых войн».
Я вижу – вам это не нравится. А почему!? Это ведь не ваша реальность и у вас такого никогда не будет.
Канарис промолчал.
… Вот видите, вы про это только что-то неясное слышали, а мою страну, медленно и планомерно уничтожали у меня на глазах, пусть и без бомбардировки.
Потери населения были примерно соответствующие. Я не говорю уже о моральных потерях.
Но ведь, после ужаса Первой мировой войны – немец внимательно посмотрел на собеседника – общество начало стремительно гуманизироваться и, именно тогда, были приняты все основные международные положения и обязательства, которые должны были обеспечить отказ от ненужной жестокости и варварства!?
… Это вам только кажется. Практически именно тогда произошла поляризация человечества, практически его разделение на два вида – человека общественного, умеющего сострадать и человека эгоцентриста, видящего только свою личную цель, которому нужно не общество, а поддерживающая его интересы стая.
Человек общественный, подсознательно понимая такое разделение, начал защищать себя доступными и лежащими в пределах его этики средствами.
