2
Свагов больше походил на поле боя, чем на мирный горный поселок. На улицах до глубокой ночи буянили уланы — молодые парни из Венгрии, не дураки выпить, тем более что за содержание платил Риссиг и другие окрестные фабриканты, которые лишь в присутствии войск чувствовали себя в безопасности. Был даже проект: рядом с каждой фабрикой поставить казарму. Осуществлению его впоследствии помешала лишь скупость фабрикантов. Но покуда у них в ушах еще звучали угрозы рабочих, не забылись многотысячные демонстрации перед Сваговской фабрикой, хозяева с готовностью платили денежки. Уланы разместились в одном из цехов фабрики и ходили питаться на кухню Риссига. Днем у ворот фабрики они проверяли рабочих, сопровождали хозяина и управляющего во время обхода цехов, двое даже ездили на запятках кареты пани Риссиг. До уланов здесь стояли чешские войска, но их пришлось отозвать. Очень уж легко солдаты знакомились с девушками и парнями, работающими у станков.
Красл приехал в Свагов вечером. На улицах было пусто, все сидели дома, словно до сих пор оплакивали погибших. Красл устроился на постоялом дворе. Здесь он не узнал никого, и его никто не узнал. Ведь он покинул Свагов в пятилетнем возрасте. Фабрика выросла с тех пор: Риссиг построил два новых корпуса. Видимо, его дела шли неплохо, хотя в последние годы многие другие текстильные фабриканты разорились. Зато сам поселок выглядел убого. Немощеные улицы, облезлые домишки, всюду темнота. Только перед фабрикой горели карбидные лампы.
Едва Красл приступил к ужину, явился поселковый староста, запыхавшийся и испуганный.
— Если их благородие из газеты, так лучше пусть соберутся и уезжают обратно. Никто с ними говорить не станет. От таких разговоров одни только неприятности. Из-за одного венского газетчика гаратицкий староста под суд угодил.
Красл стал убеждать его, что никакой он не газетчик, показал документы и спросил о некоторых знакомых, о могилах родителей.
— Долго же пан собирался, — покачал головой староста. — Свагов за эти годы вовсе переменился. Понаехало много нового народу с гор и отовсюду. На кладбище, конечно, можно сходить, но не поручусь, что пан найдет могилы. Ведь и покойников нынче стало больше. И от пуль, и голодно у нас. В позапрошлом году мы не собрали денег даже на налог, так в каждый дом поставили конного жандарма. Пришлось продать семенной хлеб и заплатить. А сеять что? Взаймы взять не у кого. Пан фабрикант Риссиг продавал хлеб на своей мельнице втридорога. А уж в долг никому. Но вы этого не пишите. Гаратицкий староста год будет сидеть из-за пана барона Риссига… — в голосе старосты звучала ненависть.
