История золотого Будды | страница 29
— Я пойду на конюшню, — сказал кучер, отпрягши коней. — Вы здесь будете ждать?
— Нет, я пойду в трактир…
Предстояло пройти самый худший участок пути. Красл ждал, что вот-вот снова полетят камни, раздастся свист злоумышленников. Он не обратил внимания на старого рабочего, уже сгорбленного, шедшего навстречу прямо по середине дороги.
— Добрый вечер, пан учитель…
Красл вздрогнул.
— Вы меня знаете?
— Ярек мне говорил о вас.
— Какой Ярек?
— Ярек Голан.
— Не знаю такого — Краслу почудилось недоброе. Он испуганно огляделся вокруг и увидел, что из тени выступил еще один рабочий, помоложе и повыше, одетый в заплатанную куртку, в кепке. Он походил на сотни других рабочих, выделяясь лишь чубом ярко-золотистого цвета. Понятно, почему напугалась Альбина, найдя возле мертвого отца пучок русых волос.
— Я Голан, — сказал он.
— Как вы выбрались из тюрьмы?
— А он убежал два месяца назад, — засмеялся рабочий постарше. — Никто с Яркой не совладает!
— Нам надо поговорить с вами, пан учитель.
— Зачем? Я тороплюсь. Еще опоздаю на поезд! И так я уже задержался здесь… — Голан-то совсем мальчишка, вчерашний школьник. На таких Красл умел прикрикнуть. — Не смейте меня задерживать!
— Пожалуйста, пан учитель… — Никто не побежал за Краслом, не подставил подножку, не нагнулся за камнем. Пройдя несколько шагов, он остановился.
— Сначала чуть не убили, теперь говорить хотите!
— Это не мы, пан учитель, — неторопливо подошел к нему Ярек. — Мы не носим оружия, иначе нам виселица обеспечена.
— Кто же тогда стрелял?
— Вот это мы и хотим выяснить, пан учитель.
— Но я-то при чем?
— Вы выяснили много интересного. Помогли нам.
— Вам? Мало вам было расстрела, хотите еще убивать и травить?
— Это не мы, пан учитель, — упрямо повторил Голан. — Ганка нам враг!
— Первый раз слышу!
— Так ведь сам он помалкивает, мало кто знает, что он выступал главным свидетелем обвинения на суде в Болеславе. Дал ложную присягу. Он ведь агент Риссига!
— Ганка — агент Риссига? Не может быть! — Ошеломленный новостью, Красл покорно пошел к ближайшему дому, на чердаке которого прятался Голан. Здесь их поджидал еще один молодой рабочий. Это был Шойе, скрывавшийся уже около шести недель. Он свободно говорил по-чешски.
— Ну и смелый же вы! — отдал ему должное учитель. Они зажгли свечу, прикрыв ее бумажным фунтиком, уселись в полутьме на какие-то старые ящики. Краслу вспомнилось кресло у Риссига — в нем было помягче. Зато здесь спокойнее.
— Мы собрались тут из-за Ганки. Нет сил терпеть среди нас это дерьмо! Риссиг давно уже ему платит! У него везде свои люди: и на почте, и в полиции, но мы думали, что знаем всех хозяйских фискалов. Когда в Болеславе Ганка выступил против нас, мы прямо остолбенели. Вот когда поняли, почему он так агитировал за восстание, хотел всем ружья раздать, провокатор…