– Ф-фи-вит!.. Фи-вит!.. Фи-вит!..
«Цё тебе-то от меня надо?!» – сердито подумал согнувшийся под тяжестью такой таинственности и промокший до пояса дед.
Но она, словно понимая безмолвие растерявшегося старика, с намеренным шумом хлопнула крылышками и улетела дальше, за гараж. Вскоре и оттуда подала такой же тревожный голос. «То опять меня зовёт, цё ли?» – подумал он и нехотя поплелся на пташкин зов. Завернул за угол, а она тут же вспорхнула и перелетела ещё дальше, на дерево за бетонной оградой дедовой усадьбы.
– Ну, и шутоцки у тебя, ластоцка! – безнадежно махнул грязной от поисковых работ рукой тот.
Она же опять по-птичьи вскрикнула, и дед решил вновь подчиниться её воле. Вышел через калитку на улицу и направился к уже забитым мусором бакам. «Зацем же меня аж сюды зовёт… Цтоб я убирал эти соседские отходы вцерашнего дня, цё ли?» – брезгливо подумал он. Подошел ближе и увидел спадающий прямо в кювет прозрачный ручей. Склонился над ним, как над той гаражной кирпичиной, пригляделся.
– Иё…пэрэсэтэ! – просипел переходящим в хриплость голосом нервно затрясший бородкой дед. – То ж моя вода… а куда подевалась зана-а-ацка?
Глянул вдоль кювета дальше… и сделал не покорившийся ему даже в детстве почти тройной прыжок. В сторону так искомого пакетика. Схватил его спешно, как будто ещё кто-то охотится за ним, и точно застыл своей сгорбившейся фигуркой на фоне тех баков. В промокшем целлофановом мешочке остался лишь газетный клок, и то с невесть кем укороченным заголовком – вместо былого «Ваша Фортуна» оказалась просто «Фортуна». Дед аж прослезился и вновь посмотрел на уже угасающий под его бетонной оградой ручей, рядом с которым вдруг пропищала крысиная мордашка:
– Я ж тебе намекала годочек назад… упреждала, чо зазря хитрый хитрую прогоняет… Зазря чужим горбом свою жадность тешишь.
– Тцё… цё… цё, – стал вдобавок и заикаться её старый знакомый. – Полуцается, это ты, мразь такая, выросла… ты и д-д-дырку из гаража… А где ж мои ру-у-убцики, а?!
Она лишь, как показалось ему, ехидно улыбнулась и вильнула хвостом в соседнюю с ручьем нору. Даже ласточка молча, точно в знак согласия, вспорхнула тихо с ветки и улетела прочь. А лишённый везения дед вмиг превратился в павшего духом Рома Ромыча и вскоре увидел у продмага ещё недавних небритых завсегдатаев этой «мусорки». Только теперь они были иного вида, иного житейского настроения. Даже хотел уже спросить у них, но осёкся. Вспомнил, что «не пойман – не вор».
