— Алька! — крикнул Тимка. — Прыгай! Не бойся!
Алька прыгнула, и тут только Тимка испугался. И лишь взглянув на смеющееся лицо прибывшей по назначению запесоченной Альки, радостно закричал:
— Здорово! Ты катилась, как пушечное ядро!, Ну, думаю…
— А ты, — закричала Алька, — ка-ак прыгнул! Я испугалась!
— А я думаю — песок мягкий!
— Мягкий!
— Ка-ак шендарахнусь боком!
— А я… а я с такой высоты еще никогда не прыгала!
— Ага! Я так испугался, когда ты прыгнула!
— А дед спит! — рассмеялась Алька. Тимка тоже засмеялся. Нельзя было понять, что в этом такого смешного, что дед спит, но Тимка с Алькой смеялись, пока не заболели щеки. Стоило кому-то затихнуть, как другой, корчась от смеха, выдавливал:
— А дед-то… дед дрыхнет… — И все начиналось сначала.
Потом Тимка посмотрел на Альку и прошептал:
— Я ведь тебя люблю…
Алька замерла, как тогда на обрыве. С лица исчезла улыбка. И опять что-то изменилось в лице… иди мелькнуло что-то взрослое… или как у человека, которого окликнули, и он пытается вспомнить окликнувшего и не может, и не знает, сердиться ему или радоваться придется через секунду…
— И я люблю, — очень серьезно произнесла Алька и отвернулась.
Тимка хотел сказать еще что-то, не не решился. Показалось, что это будет глупо. Не зря ведь говорят, что слова нужны тогда, когда ничего другого уже не остается.
Тимка и Алька лежали у подножия Петровских редутов, засыпанные песком. И очень трудно было представить им, как много-много лет назад бежали здесь солдаты нахального шведского короля, и русские солдаты тоже бежали. И ругались зло, и кричали… И потом лежали. И даже если бы они представили это, им не было бы грустно, так как это было давно. Так давно, что уже не чувствуется, а только помнится.
Тимкина рука касалась Алькиной руки. Солнце садилось за луга. Вслед солнцу тянулись плоские и рваные, словно поджаристые блины, облака. Золотистые на просвет. Очнулись лягушки. Сразу же запели. Прохладой потянуло от реки. Тимка пошевелился и приподнял голову:
— Ты знаешь… — сказал он, и сам удивился, как громко и противно звучит его голос. — Ты знаешь, Оль…
— Знаю, — сказала Алька. Тимка встал.
— Дед нас, наверное, ищет…
— Наверное, — сказала Алька.
— Оль, ты… — запнулся Тимка. — Ты больше не читай свои стихи… а то они…
— Глупые они, — вздохнула Алька. — Просто ради смеха.
Они еще некоторое время стояли неподвижно. Уходить не хотелось. Жалко было почему-то… хоть и непонятно, что жалеть.
— Надо идти, Тим. А то Евгений Иванович испугается, — нарушила тишину Алька, и они пошли, вначале по берегу, а затем зашлепали прямо по воде босыми ногами.
