Метаморфоза Мадам Жакоб | страница 5
Появилась чистая скатерть, закуски. Водки не было. Женщины и дети антисоветчиков пили чай из солидных чашечек. Передо мной стояла бутылка "Рислинга". "Виктор, не желаете", - обратился я к Ревякину. Косоглазый посмотрел на меня с нескрываемой неприязнью. Он гордился своим умением выращивать и продавать клюкву, и намеревался с помощью клюквы сделаться на Западе миллионером.
"Витя не любит много выпивать", - блаженным шепотом пояснила Гуля. Её запястья украшали какие-то ископаемые на вид, будто с покойницы снятые браслеты, выпуклые ногти были черны. Одна только норвежская баронесса вполне дружелюбно согласилась засосать со мной сухаря, мне даже показалось, она мне заговорщицки подмигнула, хотя возможно, это был её нервный тик. Как только мы распили одну бутылку, тотчас появилась и вторая. Полилась и музыка. "...С семитами, с селедкой и халвой", - пел свое "Эмигрантское танго" Алёша Димитревич. Сам не знаю почему, но я снова посмотрел на Ревякина-самца. Великий экономист (он помимо клюквы еще и этих дел был мастер, публиковал в "Русской мысли" эссе, в которых были и такие слова: "вскакиваю, как был, в трусах", "Советский Союз - самое расистское государство в мире", т. е. разноплановый хлопец) хмуро смоктал болгарскую сигарету "Интер", а фрау-чурка в чем-то убеждало его на ухо, как обезьянка шарманщика. Сыпала именами: "...Альбрехт...Пинхос...Бжезинский". Видно было, что она в некотором роде Йоко Оно у этого косоглазого идиота. Несмотря на пессимизм, связанный с напрасными поисками "Троглодинамита", я наслаждался втихомолку, потешаясь над парочкой антисоветски настроенных скоморохов. И вот, что примечательно: ни кандидатская степень, ни членство в партии не выучили "Соню" выговаривать сразу несколько гласных звуков, поэтому вместо "академик Сахаров" у нее выходило "ыкдымк Сыхрыв". Чуткий к недостаткам гениальный пьяница Стоунз тоже называл кинотеатр "Победа" "кинотыр Побыд". Одним словом, выходило, что каждый из гостей того вечера, включая и хозяйку с её "матюгами", коверкал какую-нибудь букву, даже я из любви к Аркадию Северному предпочитал при случае произносить "Э" там, где надо было "Е".
"Клевый Алёша, а, Виктор, вы не находите?" - спросил я, слегка обнаглев от сухого вина. Ревякин еще раз собрал губы обросшего волосами рта в хоботок и скорчил гримасу ненависти. Видимо, иностранные "коры" не баловали Ревякина, редко брали интервью, где бы он мог подробно разоблачать "маразм советской демократии", поэтому он и не приветствовал бесполезные контакты с теми, кто явно не относился к контрэлите. И опять меня поддержала норвежская баронесса: "Цто вы, Гаик, Алёша цюдесный царицёк". Мы распили с ней под Димитревича и вторую бутылку рислинга. Зимою нелегко захмелеть от такого слабого напитка.