Ла Вей встал.
Посыльный протянул ему конверт, поклонился, отсалютовал, развернулся и ушел.
Ла Вей сломал на письме печать и поднял взор на Элайзу.
– Миссис Фонтейн, вы закончили с письмом? – Он проговорил это бесстрастным и даже пренебрежительным тоном.
– Да, лорд Ла Вей.
– Это все на сегодняшний вечер, благодарю вас.
А потом, после того как принц отыскал в глубине души Элайзы и вытащил наружу боль, вызванную слезинкой на письме, она была отпущена обычным резким кивком головы.
Странное дело, он разделил с ней особые мгновения абсолютного покоя. Элайза вдруг поняла, что в ее жизни за последние шесть лет не было и минуты спокойствия, что бы она себе ни говорила. Его молчаливое понимание, их сложные ситуации – все слилось в какой-то излом, который ныл, как трещинки на коже.
Элайза видела лицо принца, когда он читал доставленное посыльным письмо. Выражение стало холодным, безучастным и напряженно-внимательным, как у хищника.
Элайза почувствовала, как у нее что-то сжалось в животе. Она сразу с огорчением узнала это ощущение и распознала в нем тревогу.
Она была забыта.
Но некоторые вещи, подозревала Элайза, куда важнее, чем ее гордость.
Весь следующий день лорд Ла Вей провел, запершись в кабинете с графом Ардмеем, и ни разу не вызвал Элайзу звонком. Судя по всему, это имело отношение к письму, которое принц получил накануне вечером. Было в этом что-то угрожающее и зловещее, как в огромных дождевых тучах, нависших над кухонной дверью и домом викария.
Эти тучи, вероятно, как-то особенно украсят великолепный закат, если дождя все же не будет.
Элайза стояла на ступенях у двери кухни, по обыкновению, как охотничья собака, устремив взор на дом викария. Она затаила дыхание, пока не увидела вдали две маленькие, как птички на зеленом лугу, фигурки. Когда эти фигурки стали походить на людей, ее сердце воспарило в небеса.
Увидев мать, Джек бегом бросился к ней, а Шеймус – благослови его Господь! – опять попытался остановить его.
– Мы знаем, что тебе это нравится, мамочка, поэтому принесли еще! – закричал Джек.
В кулачке мальчик сжимал маргаритки и несколько роз. Раньше у них явно было больше лепестков – они слегка облысели по пути от жилища викария к дому ла Вея.
Шеймус легонько подтолкнул мальчика.
– Это Шеймус придумал! – добавил Джек.
– Да? Спасибо вам, Шеймус. Спасибо тебе, Джек.
– Я буду овечкой, мама!
– Когда вырастешь? Вместо звонаря?
– В христианской пантомиме! Бе-е-е, бе-е-е!
Наклонившись, Джек повертел попкой.
