Ла Вей сказал это для того, чтобы у Элайзы выпрямилась спина и на щеки вернулся румянец, – его прием сработал почти мгновенно.
– Когда вы участвуете в битве… – ироничным тоном повторила она, все еще рассматривая его, будто хотела убедиться, что он не призрак. – Вы говорите это так, как могла бы сказать я: «Когда раз в неделю я хожу за провизией».
Однако ее взгляд оставался встревоженным.
Ла Вей испытывал странное облегчение под взглядом своей экономки. Ощущение было таким, будто на одно благословенное мгновение его дух раскинулся на пуховой перине, а он до сих пор не осознавал степень своей усталости. Он полагал, что его существование стало весьма жалким и даже невыносимым. Но это все же было земное существование!
– Не считаете ли вы тему письма слишком вызывающей для ваших тонких чувств, миссис Фонтейн? – спросил Ла Вей резко, отрывисто. – Имейте в виду, я рассказываю это, чтобы развлечь деда, которому уже за семьдесят, он до сих пор испытывает тягу к такого рода подробностям.
– Прошу вас, продолжайте, – ответила Элайза. – Мои чувства прочны как чугун.
В этом Ла Вей сильно сомневался, однако выдохнул и собрался с мыслями.
– Как вам известно, дедушка, когда кому-то из ла Веев выпадает шанс сразиться с врагами и его не убивают как свинью – трусливо и несправедливо, – Ла Вей всегда одержит верх.
Филипп слышал стальные нотки в своем голосе, как будто он и впрямь рассказывал о своих похождениях деду, который любил истории о доблести.
– …Убивают… как свинью… – проговаривала звенящим голосом Элайза, быстро записывая слова лорда ла Вея.
– Благодарю вас за новость о Ле-Пьер-Держане. Я тоже часто думаю о нем. Он был частью моего детства и остается частью того, кем я стал, так что его потеря – это еще одна… – Филипп сделал паузу, чтобы откашляться, – …еще одна смерть. Я нередко вижу его во сне и тогда просыпаюсь с улыбкой на лице. Но это та смерть, которая, как вы говорите, я надеюсь, отступит.
– …Еще одна смерть…
– Когда я лечился от ран, у меня была сильная лихорадка. Я видел отца, каким он был за день до того, как его увели, – гордым, непокорным, смелым. Это придало мне сил – я понял, что должен жить ради него, ради maman и Мари-Элен, ради… Миссис Фонтейн! – резко окликнул он Элайзу, которая опять замерла над письмом.
Элайза откашлялась, но головы не подняла.
– Прошу прощения, лорд Ла Вей. Будьте добры, повторите последнее предложение, – попросила она.
– Это придало мне сил – я понял, что должен жить ради него, ради maman и Мари-Элен, ради вас, дедушка, чтобы смерть никого из тех, кого мы любили, не оказалась напрасной.
