В шкафу с бельем она обнаружила стопку отличных льняных простыней, правда, пожелтевших и ставших маслянисто мягкими от времени и стирки, а теперь еще и покрывшихся плесенью. Ей стало интересно, принадлежат ли они лорду ла Вею и посылал ли он за ними.
Элайза прикоснулась к одной простыне и словно приоткрыла портал времени. Она перенеслась во вчерашнее утро, когда простыня сползла с его широкой груди, представила его сонные золотисто-карие глаза, золотистые искорки, поблескивающие в его бакенбардах, и…
Она тут же отдернула от белья руку.
Вероятно, ей можно трогать только мешковину или что-то колючее. Но ведь и сам лорд Ла Вей смахивает на мешковину в образе человека – каждая стычка с ним завершается невыносимым для нее новым наказанием.
Ее сердце дрогнуло, когда она подумала о том, что намеревается сегодня сделать, и о вероятности того, что он ответит чем-то, кроме благодарности.
Элайза глубоко вздохнула. Она точно знала, что поступает правильно, выбрав единственный верный способ – принимать на себя его «признательность» ради душевного равновесия всех, кто находится в доме.
Она поставила перед собой фарфоровую чашку, высыпала в нее из бумажки толченую кору ивы и вылила туда же оставшийся в чайнике кипяток. Настой должен постоять хотя бы полчаса. А пока она займется серебром.
Элайза открыла большой ларец с серебром, скрипевший, как саркофаг. «Это просто замечательно, – подумала она. – Такой звук разбудит и мертвого и вскроет любую попытку воровства».
В ларце оказался изысканно простой набор столовых приборов с филигранными инициалами на ручках и геральдическими лилиями самой тончайшей работы, какую только можно себе представить. В наборе были ножи, вилки, десертные, столовые и сервировочные ложки, ложечки для извлечения костного мозга, виноградные ножницы, щипцы для сахара и разрезания спаржи, а также с полдюжины разного вида и размеров вилок и шпажек, о предназначении которых она могла только догадываться. Элайза подумала, что все эти предметы сопровождали семью принца многие поколения, слышали смех, споры, наблюдали холодное молчание, похмелье, романтическую любовь… По ее лицу пробежала легкая улыбка.
В последний раз Элайза видела своих родителей за завтраком, в тот день, когда сообщила им новость о Джеке. Ее отец в тот момент подносил ко рту вилку с куском омлета, но промахнулся и попал вилкой в щеку, отчего кусочки омлета разлетелась повсюду.
А мать очень медленно, очень-очень аккуратно опустила вилку – такими вилками их семья пользовалась ежедневно, сколько Элайза себя помнила, – и положила ее рядом с тарелкой, словно этим жестом она могла вернуть ход их жизни в привычное русло.
