Этот человек привык контролировать себя. Себя самого, жизнь и все, что его окружает.
Элайза предположила, что не заметила его трудностей, потому что принц был красивым, он очаровывал, пугал, с ним было очень-очень трудно. Она беспокойно заерзала, представляя, что ему приходится переносить.
Ей было стыдно за себя.
Но мужчины… Мужчины в этом отношении такие глупцы. Элайза судорожно выдохнула – она смирилась с этим.
Черт возьми! Вот что завещал ей ее отец-врач. Она не могла выносить чужой боли. Не могла находиться рядом, ничего не предпринимая, если в ее силах было сделать что-нибудь.
Она должна стать такой же отважной, как Андрокл!
– Чему же учит нас эта история? – Элайза всегда спрашивала это у Джека. Сейчас она отчасти имела в виду и себя.
– Мы должны всегда и всем помогать. Даже опасным львам. Мы должны быть добрыми, – ответил Джек.
– Да, мы всегда должны всем помогать, – согласилась Элайза, крепче обнимая сына. – Даже львам. И мы должны быть добрыми.
Даже когда быть добрыми трудно, потому что страшно. Даже когда твоя доброта не гарантирует, что лев тебя не съест. Фигурально выражаясь, само собой.
Каким был бы Ла Вей без колючки в лапе?
– Мама, спой песню о льве, – попросил Джек.
– Хорошо. Погоди минутку… – Откинув голову назад, Элайза задумалась.
Каждый раз песня немного менялась. Вот какой она была сегодня:
Жил да был когда-то лев, и у него болела лапа, о!
И если ты подходил близко к нему, он ворчал и рычал, о!
Но догадайся, кто пришел, чтобы вынуть колючку?
Самый смелый и добрый человек, когда-либо на свете живший.
О-о-о, Андрокл! Он помог бедняге льву – вот ведь смельчак,
И теперь они лучшие друзья.
А в конце концов уже лев
Спас Андрокла.
Не лучшая из ее песен. Да и рифма кое-где хромает – смельчак, друзья. Но веки Джека уже опустились. Его удивительно роскошные длинные ресницы подрагивали, а легкая улыбка постепенно угасала.
Господи, как было бы хорошо засыпать так же, как засыпают дети! Мгновенно и так крепко.
– Спокойной ночи, мамочка! Я люблю тебя, мамочка! – Джек, уже пребывающий в полусне, чуть шевельнулся.
– Спокойной ночи, сынок! Я люблю тебя, Джек!
Дождавшись, пока дыхание сына станет ровным, Элайза поцеловала бархатную кожу его лба.
Она села, прислонившись к стене, ссутулилась так, как никогда не позволяла себе сутулиться на людях, и устало провела по лицу руками. Потом вздохнула и усмехнулась – то ли отчаянно, то ли весело.
В маленьком зеркале, висевшем на стене, было видно отражение ее кровати и смятых одеял.
