Да еще размышлял о нем один юноша, Лала Осман, сын правителя Афин и Елены. Он помнил каждое слово, слышанное о дела Рейна в детстве, и эти истории не давали ему покоя. Настал день, и юноша поклялся, что, когда вырастет, разыщет ученика дела Рейна и заставит его поведать сокровенное.
Юный Лала Осман хотел повелевать. Он предпочитал вникать во все сам, не пренебрегал мелочами и любил волшебные истории. В день, когда ему исполнилось двадцать, Лала Осман получил назначение наблюдать за доставкой отплывавшего в Тунис груза. По пути он велел капитану пришвартоваться в порту города Цеда.
Лала Осман переоделся в старое турецкое платье, напялил на голову феску и сказал, что, если не вернется через четыре дня, пусть судно продолжает путь без него. Затем, не взяв ни слуг, ни оружия, затерялся в узких улочках сонной Цеды, утомленной течением времени, зноем и нашествием мух. Трое суток он кружил по убогим базарам, слонялся по караван-сараям, ночевал в жалких ночлежках. Он расспрашивал торговцев и ремесленников, прислушивался к разговорам бедуинов и нищих. Никто ничего не знал о судьбе ученика Йосефа дела Рейна.
На четвертый день, когда солнце было в зените, Лала Осман стоял у старого мола чужеземного порта и слушал плеск волн, бьющих о каменные края вырубленных в скале древних причалов. Внезапно внимание его привлекли два подростка, сидевших на песке и рассуждавших о попутном ветре: ветер пустыни усмиряет морскую гладь и гонит парусник прямиком в Афины, а южный ветер может привести парусник обратно. Когда мальчики собрались уходить, Лала пошел следом.
Они двигались к городу, миновали опустевший порт, прошли между лодочных остовов, старых канатов, ломаных бочек, мимо складов, целых на вид, но с сорванными воротами и кучами всякой дряни, скопившейся внутри.
Мальчики свернули в переулок и остановились перед каким-то домом, где взобрались на сваленные у стены кирпичи и сунули головы в окошко. Лала Осман обошел дом кругом и вошел в дверь. В углу большой комнаты он заметил лохматого старика в отрепьях. Грудь старика была обмотана цепью, второй конец которой держал в руках солдат в выцветшем мундире. Кругом толклись люди. Лысый здоровяк с густо татуированными руками бросал кости и тут же прикрывал их ладонью, а старичок угадывал выпавшее число. Он говорил тихонько: три, шесть — или пользовался словами, которыми в Цеде обозначали те или иные числа: верблюд, близнецы. Он всегда угадывал верно, и всякий раз зрители дивились, восклицали и вздыхали от зависти.
