Он поднял свою пациентку и отнес ее в кровать. Негоже княжеской невесте валяться на полу, пусть даже в центре магической пентаграммы. Потом как смог стер эти самые пентаграммы, убрал треногу жертвенника и раскрыл окно, чтобы проветрить комнату. От сожженных курений в спальне висел тяжелый душный аромат, забивающийся в ноздри и волосы, как смола, пропитывающий одежду.
Пациентка зашевелилась во сне, застонала и забормотала что-то на незнакомом Будиану языке. Он сел с ней рядом, положил руку на лоб, успокаивая, и наклонился над ее лицом, пытаясь расслышать, что она говорит.
Неожиданно сквозь густой запах пропитанной благовониями комнаты на него повеяло тонким, свежим, похожим на аромат фиалки, запахом княжеской невесты. Будиан растерялся и сделал вдох. И вместе с воздухом проглотил волну нежности и женственности, этот давно и прочно забытый запах матери.
У него закружилась голова, и он резко отпрыгнул от кровати.
«Это всего лишь запах! – попытался успокоить он себя. – Только запах, и больше ничего. Так вот что так привлекает к ней мужчин! Всего лишь запах!»
На всякий случай он отошел подальше. Обет целомудрия пока еще никто не отменял.
То ли от его резкого движения, то ли оттого, что время пришло, но его пациентка проснулась. Она вздрогнула и села на кровати, озираясь по сторонам. Взгляд ее наткнулся на стоящего возле окна Будиана.
– Вы кто? – В ее голосе звучал не просто страх. Ужас.
Странно, но теперь, даже несмотря на явно продемонстрированную неприязнь, она не показалась ему некрасивой. Он поклонился.
– Я ваш доктор, ваше высочество.
– Разве я была больна?
– Да, но теперь вы идете на поправку.
Она потерла виски ладонями.
– А где я?
– Во дворце. Простите, ваше высочество, но вам лучше поговорить обо всем со своим женихом.
– С кем?!
– Еще раз простите.
Будиан поклонился и быстро вышел из комнаты. Пусть князь сам думает, как ей лучше соврать, а Будиан все-таки монах, и не нанимался брать лишние грехи на душу.
Отчего-то его совесть, до сего момента пребывавшая в полудреме, сейчас вдруг ни с того ни с сего решила проснуться и подать голос. И обмануть эту воровскую шлюху королевских кровей, которая молча сидела на кровати и сжимала ладонями свою голову так, как будто она вот-вот разлетится вдребезги, показалось Будиану примерно таким же грехом, как, например, ударить ребенка.
Князь, сильно осунувшийся и побледневший, открыл дверь сразу, едва Будиан в нее постучал. Значит, не спал! Губы монаха едва заметно искривила улыбка.
