Примерно около часа в кабинете ничего не происходило. Никто из монахов не попытался навестить своего настоятеля, а секретарь, еще раньше до полусмерти напуганный криками, доносившимися из кабинета начальника, так и не рискнул заглянуть в замочную скважину тяжелой двери красного дерева.
В самом кабинете тишина нарушалась только тиканьем больших напольных часов, привезенных ныне покойным верховным жрецом из Вандеи (где он совершал паломничество по святым местам) и к которым был очень привязан. Однако часы, похоже, подобной привязанности не разделяли и не остановились от горя при виде смерти своего хозяина, а продолжали исправно отбивать время над его прахом.
Не успел отзвучать последний удар очередного часа, как в том же самом углу снова замерцало облако портала, но на этот раз из него вышел не его светлость, а совершенно другой человек. Вернее, не вышел, а вылетел, да так энергично, что чуть не пропахал носом дорогой ковер покойного Тито-са. Когда же он изволил подняться с колен, то на его... не то чтобы спине... точнее, на месте, расположенном несколько ниже спины, явно отпечатался след чьей-то ноги.
Вышедший из портала встал и отряхнулся, приводя в порядок свои традиционно черные жреческие одеяния. Потом достал из потайного кармана бумаги, тщательно перевязанные и скрепленные многочисленными печатями. Оглянулся в поисках места, которое было достойно того, чтобы их положить. Стол, который обычно удостаивался подобной чести, к сожалению, находился в столь плачевном состоянии, что никак не мог претендовать на эту почетную роль, и вновь прибывшему пришлось ограничиться секретером. После этого он оглядел кабинет более внимательно, и взгляд его упал на то, что осталось от его предшественника, господина Тито-са. Заметно содрогнувшись, прибывший, однако, проявил редкую смекалку. С помощью двух листов бумаги он осторожно собрал пепел и, здраво рассудив, что удобрения, лучше чем это, просто не бывает на белом свете (ну, разве, что г... навоз!), высыпал его в стоящие на подоконнике горшки с цветами. Обломки костей и половинка челюсти отправились туда же, хотя для этого прибывшему пришлось изрядно повозиться и испачкать руки. Но дело того стоило. О бывшем отце-настоятеле больше ничего не напоминало.
После этого пришедший старательно вымыл руки, обнаружив за одной из тяжелых портьер умывальню, принял самый величественный вид, на который был способен, и позвонил в колокольчик, вызывая секретаря.
