— Выходите, — потребовал я, постучав костяшками пальцев по вазе.
Из-за нее высунулась пышная шевелюра пианиста.
— Тс-с!.. — прошептал Леонид Маркович Гох.
— Господи, что вы тут делаете? — спросил я, уж никак не ожидая увидеть здесь международного лауреата.
— Как вам объяснить… Жду. Думаю, она непременно появится.
— Да кто же?
— Одна девушка. Женщина. Богиня. Моя тайная Муза, которую я потерял почти год назад.
Беда с этими людьми искусства. Волковых-Сухоруковых на них не хватает! Но я лишь мягко улыбнулся и ласково произнес:
— Пойдемте в каминный зал, расскажите мне о вашей Музе.
Тогда я еще не предполагал, что история его любви превратится… в кошмар. Никогда не знаешь, какие призраки бродят возле нас и возникают из прошлого, прячась в нишах за цветочными вазами и «вонзая нож в сердце».
— …Я познакомился с ней на одном вернисаже, — начал рассказ Леонид Маркович, пока я разжигал камин: — Не стану описывать ее внешность, скажу лишь, что она удивительно красива, воздушна и как-то трогательно беззащитна. И несчастна в браке. Муж у нее, насколько я мог судить по отдельным фразам, намекам и недомолвкам, какой-то хитрый тиран, негодяй, самовлюбленный тип, скотина, одним словом.
Я его ни разу не видел и рад этому. Если бы увидел, то дело бы не ограничилось пощечиной, я бы его, возможно, убил. Жаль, что сейчас не практикуются дуэли.
— Да, пожалуй, — согласился я. — Это гораздо цивилизованнее заказных убийств.
— Вот именно, — кивнул он. — Хотя, признаться, у меня мелькала мысль «заказать» его. Я с вами откровенен. Я хотел освободить ее от тирана, чтобы для нашей любви не было никаких препятствий. Я в то время был холост, как и сейчас. И сразу, с первой же встречи, понял, что она именно та женщина, которая может стать моей женой. Музой, верным спутником в жизни. Поскольку она представлялась мне самим совершенством, ангелом, посланным Богом. Я говорю несколько возвышенно и пафосно, потому что не могу сдержать слез…
Господин Гох действительно заплакал, а я принялся его утешать, используя обычный в таких случаях набор фраз. Подобных исповедей я выслушал за свою практику немало, все они в общем-то были похожи друг на друга. Высморкавшись в мой носовой платок, Леонид Маркович продолжил:
— Нас тянуло друг к другу, потому что мы были с ней людьми одного круга, одних взглядов. Одинокие, непонятые души, если хотите.
«Нет, не хочу», — вертелось у меня в голове, готовое сорваться с языка.
— После вернисажа мы стали встречаться довольно часто. И все время на людях — то в концертном зале, то в парке, то в укромном кафе. Мы много разговаривали, обменивались впечатлениями, смеялись, даже строили какие-то иллюзорные планы на будущее. Плотская близость была как-то далека от нас, не представлялась главным. Родство душ — вот что возвышало наши отношения, окрашивало их в самый яркий, небесной голубизны цвет. Вы скажете, что это половая холодность с нашей стороны?
