Ведьма усмехнулась:
– Вероятно, ты любишь свои устаревшие моральные идеалы больше, чем Колина?
– Ты все выворачиваешь наизнанку и хочешь сбить меня с толку, – сказала я.
Заклинание, которое она на меня наложила, заставляло меня соглашаться с Гудрун. Ее колдовство подавило мою волю. Кто знает, может, опал Гудрун, превращенный в пыль, тоже возымел свое действие. Самое худшее в ее чарах заключалось в том, что они лишили меня способности к борьбе. Я словно тонула в море, захлебывалась, но не обращала на это никакого внимания.
– Дитя, я хочу открыть тебе глаза. Хочу дать тебе силу, чтобы ты сбросила оковы, держащие тебя. Пытаюсь спасти твоего сына. Я надеялась, что ты оценишь мой порыв.
Гудрун отвернулась и взглянула на дорожку, ведущую к пруду, украшенному скульптурами лебедей и русалок.
– Возможно, для спасения Колина не нужно приносить в жертву ребенка. Видишь бродягу?..
Она показала на бездомного, который, шатаясь, брел к скамейке. В руке у него была бутылка в оберточной бумаге, сперва он что-то немелодично напевал себе под нос, а затем принялся ругаться на окрестных зевак. Ему очень повезло, что он не заметил пристального взгляда Гудрун.
– Интересно, почему он так прочно держится за этот мир, в то время как наш Колин будет стерт из него? Слушай, Мерси! Что, если мы обменяем это ничтожество всего на один день для нашего маленького Колина? Как тебе моя идея?
Я молчала. А бедолага еще крепче стиснул бутылку: похоже, боялся, что кто-нибудь из прохожих ее отнимет. Резко развернулся и начал сыпать бранью в пустоту. Мое ведьмовское зрение не различило ни духа, ни голодного демона, незримо напавшего на бродягу. Он сражался с порождением собственного мозга, пропитанного алкоголем. Будет ли кто-то тосковать о нем? Оставит ли его смерть дыру в ткани нашего мира? А ведь можно протянуть руку и забрать его жизненную силу, чтобы предложить ее…
Вся гнусность преступления, которое я лишь предположила, пробудила меня от чар Гудрун. Я вспомнила историю Евы и змия. Какими грехами, куда более ужасными, была она искушаема, прежде чем вкусила от яблока, совершив вроде бы невинный поступок?
– Боже мой! – ахнула я. – Нет. Это его жизнь! Я не убийца.
Гудрун сжала губы, пытаясь сохранять спокойствие. Я испытывала ее терпение. И она не стала меня перебивать.
– Нет. Есть Бог или нет, но твой образ мыслей неправилен. Поверь, я очень хочу спасти моего ребенка, и я найду иной способ.
Я вскочила со скамейки, едва не упав. И попятилась от Гудрун.
