— А я думаю, откуда гром такой, — съязвила бабушка сиплым, не своим голосом. — Бог тебя наказал.
— Что это? — белыми непослушными губами спросил мой сосед. — Я спал… ремни, дурак, отстегнул…
— Наверное, молния, грозовая туча, — сказал я. — Все обошлось. Гудит, слышите?
— Верно, гудит…
В салон вошла стюардесса, очень спокойная с виду, но теперь мне кажется, у нее было тогда совсем другое неузнаваемое лицо.
— Пожалуйста, пристегните ремни.
— Для чего? — не выдержал кто-то, выкрикнул нервно.
— Чтобы я за вас не беспокоилась, — ответила девушка. — Сделайте мне приятное.
— А как же гром?
— На то и небо, чтобы гром.
Я заметил ее руки. Они были сцеплены у самой груди на форменной курточке.
— Товарищи, нет ли среди вас медика? — спрашивала тихо девушка, приближаясь к нам. — Нужен врач.
— Это я, — поднялся большой полный человек.
— Пожалуйста, пройдите со мной, — попросила девушка и, не оглядываясь, ушла.
Ушла навсегда…
— Кому-то плохо, — пожалела в соседнем ряду бабушка. — Тряхнуло не дай бог…
Не сразу дошло до меня, что начал говорить в то мгновенье молчаливый наш японец. Он встал, руки у него дрожали, губы дрожали, смешивая в кучу, в неразбериху японские, английские слова.
— Не понимаю, говорите спокойнее, — сказал я на моем слабеньком английском языке.
— Radiation! Very high radiation!
— Who told you so?
— This one… Do you hear it ticks?
Он дал мне свою коробку, неприятно задев меня дрожью. Коробка тикала, как часы. Японец надавил кнопку над креслом. На зов никто не пришел. Он снова резко придавил кнопку, и опять никто не вышел из двери, за которой остались доктор и девушка. Меня трясло.
— Sit down, please; She`ll come out… Children don`t cry nowadays, and you…[1]
Он встал и мимо нас прошел к дверям служебной кабины.
— Что с ним? — спросил сосед. — Машинка сломалась?… У него их много…
Я не ответил.
Больше никогда не полечу… никогда не полечу… никогда не полечу… никогда… никогда… Успокаивал я сам себя.
— Должен быть Омск, а проводница не думает выходить, — сказал неуверенно железнодорожник.
— Это было двадцать минут назад, — посмотрел на часы парень, игравший в карты.
— Что было? — не понял железнодорожник.
— Омск.
— Надо вызвать ее!
— Не надо, сама придет. Им видней.
— Как это не надо?!
— Вы что, никогда не опаздывали?…
Мой сосед поднялся, протиснулся поближе к окну, приник лицом и руками, смотрел в черное, в то, что было вокруг нас и под нами, потом сел на место.
— Ни огонька не видно, — посетовал он. А туч уже нет… Река блеснула… пустыня… тайга… Тут не только садиться, пролетать жутковато.
