Красные тюльпаны | страница 7



— Это почему же? — поправляя шинель на плече солдата, спросила мать.

— Нескромно это как-то с нашей стороны.

— А вы не думайте, ешьте себе на здоровье.

— Легко сказать — «не думайте»… Я вон пять дней тому назад в Поречье, под которыми держали оборону, попросил у одной старушки воды напиться, так она, сердешная, меня так отпотчевала, что до сих пор забыть не могу. Дюже въедливая старушка. Дай бог ей дожить до моего возвращения. А я ей обещал, что вернусь.

— А ты на нее вопче зла, сынок, не имей.

— Да я на нее не в обиде. Я на себя, мать, обижаюсь. На себя.

Воюем, видно, плохо, что до вас дошли. Без злости и ненависти. А ты нас огурчиками и картошечкой… Не пойму.

— Чего же не понять. У меня у самой муж на фронт ушел. Тоже воюет. И вот как вспомню про него, так сердце защемит. А может, он вот так же, как вы, раненый где-то в телеге лежит…

На соседней повозке застонал солдат, повел забинтованной головой, слабым голосом произнес:

— Пить.

Мать вздрогнула и глянула на бойца. Он лежал с закрытыми глазами, пересохшие бескровные губы устало просили пить.

Екатерина Никаноровна всплеснула руками и торопливо направилась к дому. Вскоре вернулась с кринкой молока и кружкой. Она налила молока, отдала кринку Сережке. Затем приподняла раненого и поднесла кружку к его губам. Когда выпил все, открыл глаза, посмотрел на незнакомую женщину, на Сережку.

— Спасибо, — тихо произнес красноармеец.

Мать осторожно опустила его на солому.

Боец, который отказывался от картошки, пошарил рукой в кармане шинели, вынул ножичек с цветной наборной рукояткой, протянул Сережке:

— Возьми, малец, на память. Тебя как зовут-то?

— Не надо. Мамка заругается, — отказался Сережка, хотя ему очень хотелось иметь вот такой ножичек.

Мать отвернулась, скрывая нахлынувшее волнение, глухо сказала:

— Возьми уж, раз дарят.

Сережка схватил ножичек, сунул в карман и радостно выпалил:

— Эва! Вот спасибо-то! А зовут меня Сережка, Корнилов я.

Раненый боец, которого звали Егором, достал из нагрудного кармана звездочку с серпом и молотом, протянул мальчику.

— Держи, Корнилов Сережа, и от меня подарок. На счастье.

— Вот спасибо-то. Я вашу звездочку во как беречь буду! И вас ни в коем разе не забуду.

Егор высыпал картофель и огурцы на солому в повозке, вернул чугунок и миску Сережке.


Тем временем ездовой напоил коней. Девушка-санитар, поблагодарив, вернула матери ведро, проверила упряжку.

— Счастливо вам оставаться. — Она тронула вожжами коней, и повозка двинулась по размытой дождем дороге.