Стюардесса принесла стакан с кока-колой и льдом.
— Стакан не чисто вымыт, — сердито сказал ей мой сосед.
— Сэр? — удивилась стюардесса.
— Я сказал, что стакан не чисто вымыт! — рявкнул он. — Наверное, из него пил какой-нибудь ниггер[1].
За окном показались пригороды Бирмингема. Самолет шел на посадку.
В дверях клановец обернулся и погрозил мне пальцем:
— Не забывай, беби, что ты не на Севере!
Я полетел дальше, и вот однорукий шофер такси снова напомнил мне, что я на Юге.
Город утопает в зелени магнолий и пальм. Сегодня воскресенье. Звонят колокола церквей. На улице почти не видно прохожих. До вечера закрыты кинотеатры. В воскресенье место благочестивых жителей в церкви.
Вот кончилась служба, и из церкви выходят прихожане. Чопорные белые женщины в своих лучших платьях; завитые и густо напомаженные старухи; белые мужчины в пиджаках и галстуках, несмотря на жару; чистенькие, прилизанные дети. Священник в черной сутане провожает паству до автомобилей. В воздухе плавают приподнятые шляпы, женщины чмокают друг друга в щеку, урчат моторы «кадиллаков», и негры-шоферы в форменных фуражках распахивают перед хозяевами двери.
Тихо и мирно здесь в воскресенье. Звонят колокола, воркуют голуби…
В маленьком сквере у автобусной остановки сидят трое белых стариков. Они не ждут автобуса, они просто сидят, болтают о том о сем, смотрят по сторонам. Старики дряхлые, отработавшие свое в жизни и теперь не знающие, куда девать свободное время. Рядом с ними, опираясь мощным задом на мотоцикл, стоит полицейский. Он в голубой металлической каске, в синей форменной рубашке с короткими рукавами, в галифе и крагах. На поясе у него пистолет, стальные наручники, связка ключей. Из заднего кармана торчит короткая дубинка с ремешком для руки.
Полицейскому жарко. Он расстегнул рубашку и платком вытирает багровую шею. Наверное, он объезжал свой участок, увидел знакомых и остановился поболтать.
Разговаривают они лениво, протяжно, с характерным южным акцентом.
— Далеко заплывали? — спрашивает полицейский.
Старик в коричневом полинявшем комбинезоне и соломенной шляпе щурит слезящиеся глаза и тянет:
— Да как тебе сказать? До острова доплыли.
— Хорошо клевала?
— Сперва не очень, а потом пошло.
— Пошло, говоришь? А на что брала?
— На червяка и на пшено. Там ее много, целые стада ходят вокруг этого черного.
— Какого «черного»? — удивляется полицейский.
— Вокруг черного трупа.
— Что-то ты непонятное бормочешь, старик, — говорит сбитый с толку полицейский.
