Во все стороны уходила за горизонт кирпично-красная холмистая пустыня. По крайней мере в районе, где мы оказались, она, по всем признакам, была мертва. Если не считать коротких темно- серых обрубков, нечасто разбросанных вокруг, напоминающих видом моренные валуны, высотой до метра примерно... Мы не сразу удостоверились, что имеем дело с растениями, а не причудливыми неорганическими образованиями. Для этого пришлось, во-первых, чертыхнуться Петру Вельду, эмпирическим путем убедившемуся, что у основания обрубки покрыты толстыми, достаточно острыми колючками (поэтому их назвали "кактусами"), а во-вторых, распилить пару-другую. Таким образом получились не слишком неудобные "табуретки" и обнаружилась возможность развести костер - разумеется, только экзотики ради, энергия у нас была в избытке, как, впрочем, и почти все, необходимое для жизни.
Вызывающе покосившись на Петра Вельда, Челл сказал:
- В конце концов я могу отправиться на разведку и один!
На этот раз я был с ним солидарен. Начался второй день нашего пребывания здесь, а Вельд по-прежнему не разрешал отойти от кораблика. Томясь бездельем, мы места себе не находили.
Рустинг в основном молчал, а если заговаривал, то о бесцельности и бренности земного существования. Кора Ирви впала в транс. Она оживлялась, только слушая Рустинга: больные речи напуганного маленького человека легко находили отклик в измученной душе. Их я, разумеется, ни в чем винить не мог, мне ведь были известны данные корабельной картотеки... А вот Практикант, хотя, повторяю, я разделял его нетерпение и тоже томился от бездействия, возмущал вздорностью своих претензий - если кому- нибудь и надо пойти на разведку, то, уж конечно, не ему... Почему раздражал Вельд - известно. Что же касается Виктора Горта, то он возбуждал во мне откровенно недобрые чувства. Это подчеркнутое спокойствие, эта переполняющая его перманентная уверенность в собственной правоте... Правоте - в чем?! Задав себе последний вопрос, я испытал прямо-таки пароксизм негодования, даже трудно дышать стало, - и, испуганный этим, опомнился. Да что же со мной творится? Разве все это, сидящее сейчас во мне, - я?!
Рывком поднялся с обрубка "кактуса", заставил себя сделать несколько глубоких вздохов-выдохов, встряхнулся... В голове приятно зашумело атмосфера была насыщена кислородом, - прояснилось, Я повернулся к Петру Вельду, поймал его взгляд, не тяготясь от мысли, что в моих глазах - просьба о помощи, молча спросил: "В чем дело, что со всеми нами происходит? Ты, Петр, должен знать!"
